не отвлекает, может помочь тебе взглянуть на вещи в перспективе. Мне страшно. Страшно, что я больше никогда никого не увижу. Я хочу иметь возможность обнять Луну и моего папу. Может быть, даже Тузов, и уж точно Джулиану.

И есть мои ребята. Маверик. Эйден. Уэст. Их имена постоянно звучат у меня в голове. Я хочу кричать с каждым вздохом, что я не с ними. Даже гребаный Уэст и его дерьмовая ложь. Вся эта тишина здесь заставляет меня чувствовать, что я готова выслушать его. Я знаю, что слышала отчаяние в его голосе на вечеринке перед тем, как сбежать.

Прямо сейчас я действительно хочу, чтобы Эйден был здесь. С его способностью вызывать улыбку на моем лице и смех на губах. Он был бы идеальным средством от всей этой боли и страха. Уэст дал бы мне силу и поддержку, в которых я нуждаюсь, как будто от этого зависела моя жизнь. В то время как Маверик заставил бы меня взять себя в руки, вытолкнув меня из зоны комфорта.

Убирая волосы с лица, я делаю еще один успокаивающий вдох. Я вымотана. Мои глаза устали, но я слишком напугана, чтобы закрыть их. Мое тело ноет от сидения на одном месте, а лодыжки и запястья болят от стяжек.

Помимо того, что я помню, как расстегивать стяжки и клейкую ленту, я не знаю, каким должен быть мой следующий шаг. Мне нужно выяснить, что находится за дверью, и тогда я смогу спланировать свой побег.

Звук поворачиваемого в замке ключа нарушает ход моих мыслей, и я с удивлением вижу, что дверь открывает другой мужчина. Одетый с ног до головы в черный спортивный костюм, он выглядит как главный герой этой операции. Татуировки покрывают его шею и лысую голову, но в его глазах есть малейший намек на мягкость, моргнув, и этого как не бывало.

— Вставай, — это все, что он может проворчать, наклоняясь, чтобы схватить меня за запястья.

Одним быстрым движением меня поднимают на ноги, и мне требуется мгновение, чтобы обрести равновесие. От резкого движения у меня кружится голова. Я не могу сделать и шага с клейкой лентой, плотно обмотанной вокруг лодыжек. Но для этого парня это не имеет значения, поскольку он без усилий перекидывает меня через плечо.

Я хочу закричать, выплеснуть свое разочарование из-за его грубого обращения со мной и потребовать, чтобы он опустил меня. Но я знаю, что мое внимание должно быть сосредоточено на том, что меня окружает, если я хочу выжить.

Выходя из комнаты, он поворачивает направо, и передо мной оказывается дверь пожарного выхода и еще одна дверь. Когда я пытаюсь оглядеться вокруг, чтобы посмотреть, что там еще есть, кажется, что мы просто в коридоре, куда ведут еще несколько дверей.

Мое основное внимание сосредоточено на том, насколько близко я нахожусь к пожарной лестнице. Мое сердце бьется от надежды, когда он входит в комнату слева от себя, в противоположном конце коридора, и сажает меня на стул. Дверь за мной захлопывается, пока я пытаюсь унять охватившее меня головокружение.

Слезы щиплют мои глаза, заставляя меня закрыть их, пока я пытаюсь унять панику, нарастающую внутри меня. Мне нужно снять эту чертову клейкую ленту с моих губ. Это не помогает мне справляться с тревогой.

Словно услышав мои мысли, на меня падает тень, и я открываю глаза, чтобы снова встретиться лицом к лицу с Фрэнки. Он заполняет мое поле зрения, и я не могу разглядеть, где мы на самом деле. Но то, что он снова так близко, заставляет меня нервничать.

Я могу смириться с тем, что меня заперли в комнате одну. Именно когда я нахожусь в его присутствии, страх усиливается. Фрэнки протягивает руку, хватается за край клейкой ленты, прикрывающей мои губы, и тянет.

Я отказываюсь шипеть от укола, но мое лицо словно горит, а глаза слезятся еще сильнее. Фрэнки улыбается мне сверху вниз, его бровь слегка приподнимается, как будто он удивлен, что я не плачу как ребенок. Я хочу, но не буду.

Я не могу удержаться от того, чтобы не облизать пересохшие губы, и Фрэнки следит за каждым движением моего языка. Решив не привлекать к себе нежелательного внимания, я поджимаю губы, съеживаясь от того, какие они чувствительные.

— Если ты сделаешь, как я говорю, пчелка, ты сможешь избежать последствий, — бормочет он, намекая на клейкую ленту, и моя защита приходит в состояние повышенной готовности. Я не буду делать ничего из того, что он скажет, даже если это означает, что мои губы будут заклеены кусочком скотча.

Отодвигаясь, он садится на край стола. Обводя взглядом комнату, я обнаруживаю, что нахожусь в кабинете, но знаю, что это он не его. Повсюду разбросаны документы, и все выглядит минималистично. Стол выглядит как искусственное дерево, сиденье с другой стороны дешевое, а пластиковый стул подо мной не кричит о роскоши, как мужчина передо мной.

Кроме двери, которая, как я знаю, находится позади меня, есть еще одна в дальнем углу слева от меня, в то время как стена справа от меня заставлена картотеками.

— Ты здесь, потому что я знаю, что Рики Миллс, он же Маверик Миллер, прибежит, чтобы спасти тебя, и ты очень хороший рычаг воздействия. — Я перевожу взгляд на него, и он продолжает. — Но до тех пор ты расскажешь мне все, что я хочу знать, и, возможно, я не убью тебя.

Услышав из его уст слова о том, что моя жизнь на кону, я подтверждаю все свои страхи. Но он дурак, если думает, что я ему не верна. Может быть, не для Физерстоуна в целом, но — для людей, которые мне близки.

— Мне нужно в ванную.

Я не реагирую на то, что он сказал, но пристально смотрю на него, ожидая, что он ответит мне. Простым кивком он указывает рукой налево, где находится другая дверь.

— Пчелка, если ты сможешь добраться до ванной в твоем нынешнем состоянии, ты сможешь ею воспользоваться.

Я не позволяю ему увидеть мое смущение или дискомфорт, медленно поднимаясь на ноги. Из-за клейкой ленты, обмотанной вокруг моих ног, они почти не поддаются, так что я знаю, что не смогу дойти туда в таком виде.

Моя потребность в туалете перевешивает необходимость скрывать все известные мне навыки, даже если их всего лишь несколько. Слегка наклонившись, мои руки сложены в молитвенном жесте вниз, я изо всех сил опускаю их по ногам, заставляя лодыжки разъехаться, отчего лента разрывается.

Стягивая