черной и густой, словно смола, крови. Бриален, испытывая свое новое тело на прочность, никак не мог нарадоваться новым возможностям.

Огромный топор из закаленной гномьей стали, торчащий в одном из тел, вернулся к владельцу. Эти двое заставили его знатно попотеть, явно не те рядовые бойцы, с которыми он сражался раньше. Однако радость от победы над сильным противником пьянила не хуже хорошего вина…

— Да оставит вас сень Великого Древа, да обретете вы вечные муки за свои поступки. Тьфу!

…что, впрочем, не мешало ему поглумиться над поверженными. Прощать Разрушителей за то, что они делали с его родным миром, он не собирался.

Кто бы они ни были, эти двое, они явно принадлежали к какой-то элите — золотые доспехи, хорошее обмундирование, крепкие мечи. И в походных рюкзаках нашлось множество всего, что пригодится ему в дальнейшем походе — еда, несколько точильных камней для топора, ветошь… и карта. Ближайшее Место Силы было совсем рядом.

— Что, ублюдки, хотите уничтожить мой мир? Прочувствуйте, как оно бывает, когда уничтожают ваш!

Поудобнее перехватив свой топор, он отправился к первой уязвимой точке Капарии.

* * *

За окном уже стало темнеть, когда я вспомнил об одной детали.

— Вы мне скажите, а про мой День Рождения вы откуда узнали? — на ужин снова подали то самое мясо. — Я помню, что рисовал вам календарь со своего мира, но откуда вы знали что с чем сопоставлять?

— Ты когда прибыл, отключился почти сразу, где-то на спуске с часовни. Мама приказала заняться тобой, рану залечить, рубашку зашить. Она была вся в твоей крови, поэтому перед стиркой ее обыскали. В ней лежала такая… не знаю… книжка? Блокнот? В общем, там был твой портрет, какие-то слова, цифры… Собственно, благодаря твоему календарю мы и смогли немного эту книжку расшифровать.

Кусок застрял в горле.

— Сильфида… а ты, случаем, не знаешь, какого цвета она была, эта книжка?

— Да знаю. Красная. А что?

Да быть не может! Я что, пошел на то дело… с паспортом?

— Ты же была ослабшая после Ритуала.

— Лишь пару дней. Мама рассматривала эту книжку около недели, пытаясь понять, что это такое.

— И к какому выводу пришла?

— Что это какой-то важный документ, раз страницу с твоим портретом решили сделать особенной.

Недалеко ушла от истины. Существуй тут паспорта, моментом бы выстроила аналогию.

— Если честно, я тогда даже не подозревала, что чуть позже она попросит нас следовать за тобой. Мар была просто в бешенстве.

— Было такое, — кивнула Мариша. — Я даже поверила не сразу, что мама будет требовать от меня такое.

— Я тогда не понимаю. Вы же были уверены в том, что я ее убил, но искали меня не ради мести. Почему?

Вместо ответа они откуда-то вынули два конверта. Желтые, изношенные, с рваными краями, вроде бы даже чем-то заляпанные. Письма в них выглядели лишь чуть лучше.

— Последние мамины инструкции, — тихо сказала Сильфида. — Ее последняя воля.

— Мне… мне жаль, что так случилось. Мы были знакомы совсем недолго, но… она всегда относилась ко мне хорошо.

— Ты же знаешь, что это было не просто так, — старшая принцесса посмотрена на меня своими кленовыми глазами. — Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

— Запомнила, все-таки, — я улыбнулся. — Да, это так, но… Она не отправляла меня на убой. Дала мне снаряжение, провела Церемонию… Если бы не пришел Маркус — поделилась бы той крохой информации, что у вас была. Да что говорить, она смогла дать мне вас двоих даже после своей смерти. Пусть Лесия и послала меня сражаться, она, как и обещала, создала мне максимальные шансы, какие только могла. И если бы она была сегодня еще жива… Как знать, может, мы бы уже давно праздновали победу.

В спальне на некоторое время повисла тишина.

— Максим… мы же… сможем это пережить? — почти шепотом спросила Сильфида.

— Я думаю над этим, правда, но большинство того, что приходит в голову, упирается в нехватку времени. Но я не сдаюсь. Я обязательно что-нибудь придумаю.

— Придумай, сюзерен, мы просим тебя, — Мариша встала на колено. — Потому что сами мы ничего придумать не можем.

Интерлюдия 8

Ростовое окно хорошо освещало совещательный зал, однако по углам от него оставалось два темных угла. Это могли бы исправить плиты, но их было решено повесить над большим и длинным столом, так как хорошее освещение, в первую очередь, требовалось именно там.

— Что же, — вздохнул Иливер, — начнем же наше очередное совещание. Есть какие-нибудь у кого-то идеи, новости?

— Человек пришел в себя, — первой встала Сильфида. — Я была у него вчера, он вернулся в норму.

— Вы опять связываете все наши надежды на этого… недостойного, Ваше Высочество? — спросил один из офицеров.

— Я путешествую с ним уже больше десяти недель, — стала чеканить принцесса. — И за все это время он не совершил ни одного, я повторюсь, НИ ОДНОГО недостойного поступка.

— Но… он же человек. Разве это возможно?

— Вы хотите подставить под сомнение мои слова? Слова принцессы Маллореана?

— Нет, — тот тут же пошел на попятную. — Конечно же нет.

— Я понимаю, что он тут мало кому нравится из-за своего происхождения, но все же я попрошу вас всех выбирать слова, когда обращаетесь к нему.

В зале повисла тишина.

— А что насчет его старой идеи? — спросил другой офицер. — Технически, она вполне рабочая, он просто ошибся с исполнителем.

— А кому и чем ты будешь платить? — спросил третий.

— Людям. Да и зачем им вообще платить? Пускай одна из наших женщин сходит да попросит — сами прибегут. Потом просто добьем оставшихся и все.

— Даже люди не станут умирать за просто так! Здесь не сработает «можно просто попросить»!

— Да если вспомнить, с ними и не «просто попросить» тоже не сработало! — вклинился четвертый. — Помнится, принцессы привезли им пятьдесят флаконов с нашей смолой, однако им все равно оказалось этого мало. Люди все равно их предали.

— Людям доверять нельзя!