Влюбленные уже спали, а бывший любовник той, чье тело покоилось в озере, выслушивал сбивчивые объяснения людей с заставы:

– Тут, это, босс, на выезде из города у нас человек стоял, и он видел, как они проехали, честное слово. Съездов там никаких, деться им некуда – все, как вы говорили.

– Так куда же они пропали, а? – спросил Заправила. – Вы уж постарайтесь объяснить, пацаны.

– Мы прождали час, босс, потом подумали, может, он сам в своей развалюхе сверзился, и поехали искать. Сто раз весь отрезок проутюжили, но его нигде не было, вообще нигде. А через шесть часов он прикатил обратно в город и лыбится, будто его президентом избрали. Это не к добру, босс. Может, он брухо[10]какой, раз проделывает такие штуки. Я даже задергался, честно. Вдруг он меня в змею превратит или еще в кого.

Заправила уперся руками в бока и в раздумье прошелся к окну.

– Вы правы, пацаны, что-то здесь не так. Помните парней, что я послал с ним разобраться? – Бандиты кивнули. – Они так и не вернулись. Никакого следа.

Его приспешники переглянулись, словно говоря друг другу: «В натуре, мы не виноваты».

– Так что будем делать, босс?

– Есть одна штука – никогда не подводит, – ответил Заправила.

Многие ошибочно полагают, что Ишу – это Дьявол; вероятно, потому что все остальные «ориша» соответствуют христианским святым. Ишу соответствует одному себе, но поскольку творит немало каверз и бед, легко поверить, что он и есть Властелин Преисподней.

На самом же деле Ишу – единственный ориша, кто без всякой ворожбы знает, что было, есть и будет, умеет исцелить от чего угодно. Если его деяния порой выглядят злым капризом, то лишь оттого, что ему известно больше нашего, но он всегда насылает кару за воровство или неосторожность. Впрочем, Ишу весьма разумен и довольствуется подношениями в виде мышеловок, рома, сигар, игрушек и кокосов; главное, не забывать каждый понедельник ставить ему белую свечку и оставлять три капельки воды.

У Ишу двадцать одно воплощение – неудивительно, что его так легко счесть дьяволом. Некоторые заблудшие души полагают, что он – святой Антоний из Падуи, или святой Бенито, или даже святой Мартин из Порреса, но простым смертным наверняка знать не дано, и мы оставляем вопрос открытым.

Когда Ракель родила ребенка, похожего на индейца, кое-кто решил – это дело рук Ишу. Муж Антонио убил Ракель в приступе ревности, а позже оказалось, что дитя – монгол. Маленький Рафаэль вырос в невероятно сильного и ласкового увальня, к тому же страдающего недержанием. Если так пошутил Ишу, то весьма неудачно.

А вот другая несмешная выходка: наркодельцы похитили Рафаэля и заставили дни напролет по лесам и горам таскать двадцатикилограммовые тюки с листьями коки, и он сотню раз чуть не умер от жары, истощения, переохлаждения, обморожений, тропических язв и голода. Когда Рафаэль все-таки рухнул подле мула, к которому был привязан веревкой, хозяева натравили на него огромных бульдогов и очень забавлялись, глядя, как те рвут его на куски и жрут. Но, может, Ишу здесь совсем ни при чем – может, он, наоборот, придумал, как потом за это воздать.

Когда на отца Гарсиа снизошло откровение о природе Вселенной, и он стал превращаться в еретика, людям, естественно, пришлось переводить его послания на язык, доступный исповедующим сантерию. Например, когда отец Гарсиа говорил, что мир создан дьяволом, который заманил в человеческие тела сотворенные божественным промыслом души, одни рассуждали: «Может, мир создал Ишу, и потому в нем столько горя», – а другие говорили: «Да нет же, все подстроил Олофи». Вообще это неважно, ибо подлинный интеллектуал верит во все сразу – идеальный способ дать объяснение всему на свете, если возникает необходимость. Альбигойская ересь[11]отца Гарсиа влилась в сантерию жителей Кочадебахо де лос Гатос – те в нее верили, когда она что-нибудь объясняла.

Отец Гарсиа – печальное заячье лицо, потрепанная ряса – считал Евангелие от Иоанна единственной правдивой частью Библии. Его партизанское прошлое христианина-коммуниста, а равно способность эффектно левитировать во время проповедей, снискали ему большое уважение. Однажды Гарсиа завис над землей, объявляя, что вскоре явится Избавитель, о чем ему сообщил божественный посланник Гавриил, и народ, естественно, подумал, что Гавриил – это Ишу, поскольку Ишу – посланник ориша. А когда священник сказал, что в честь Избавителя необходимо устроить пышное торжество с подношением даров, все возликовали, потому что всегда с радостью хватались за любой повод провести великий обряд. Ах, сколько будет выпито, какие реки золотистой мочи потекут, в какой роскошный блуд можно окунуться, какой аромат ладана и трав возникнет, как задребезжат беримбао и загрохочут индейские барабаны! Все боги сантерии лично явятся на праздник, будут танцевать среди жителей и одарят Избавителя.

В толпе, собравшейся поглазеть, как отец Гарсиа левитирует и бормочет загадочную тарабарщину, присутствовал Хекторо; облаченный в кожаные шаровары, он, как всегда, сидел верхом на лошади и покуривал зажатую в зубах сигару. Подъехав к Гарсиа, который разместился на незримом насесте в двух метрах над землей, Хекторо заглянул ему в лицо и спросил:

– Скажи, приятель, что это за Избавитель такой и от чего он будет нас избавлять?

На лице Гарсиа, излучавшем неземной покой, скользнуло раздражение, и он поспешно приземлился.

– Откуда мне знать? – ответил он. – Спроси лучше у Аурелио.

Ответ на второй вопрос был получен, когда из Ипасуэно дошли слухи, что Заправила и его банда собираются всей оравой перебраться в Кочадебахо де лос Гатос – видимо, их уже припекала правительственная кампания по борьбе с наркотиками. Город еще не значился на картах, поскольку раньше его скрывали озерные воды, – идеальный перевалочный пункт, позволяющий исключить Ипасуэно из маршрута доставки кокаина.

А на первый вопрос Аурелио ответил, после дозы айауаски[12]воспарив над горами в облике орла.

Однажды утром Дионисио выбрался из постели и, как обычно, глянул в окно, какая нынче погода. Он потряс головой, пару раз сморгнул и убедился, что действительно видит на траве двух девочек, связанных спина к спине. Дионисио скатился по лестнице и выскочил в рассветную прохладу.

Одеждой девочкам служили мешки с прорезями для рук, подпоясанные веревкой. Девочкам было лет по двенадцать, судя по лицам – индианки с капелькой негритянской крови. Совершенно измученные, в состоянии шока, они не проронили ни слова, даже не пикнули, когда он разрезал веревки, оставившие на теле глубокие рубцы. На выпачканных лицах слезы промыли светлые дорожки, у одной девочки от удара опухла губа. Дионисио поднял девочку, но та не могла стоять. Тогда он на руках отнес ее в дом, положил на кровать и вернулся за другой. Ему было абсолютно ясно, что с ними произошло.