– Слышь, ты, лахудра, снимай кольцо.

– Ничего не делай, дорогая. Если кто тебя коснется, оторву ему яйца к чертовой матери и забью в глотку.

Бандиты понимали, что нужно действовать – кто-то должен шагнуть и воткнуть нож мужику в брюхо, но обоим не хотелось начинать. Наконец один устыдился выглядеть трусом и двинулся вперед, перебрасывая нож с руки на руку. С проворством крупного каймана Дионисио перехватил клешню убийцы, дернул его на себя и подсечкой сбил с ног. Сам упал рядом и через колено с хрустом переломил бандиту руку в локте. Тот взвыл, дополз до изгороди и, поскуливая, привалился к ней.

Второй убийца выпучил глаза и попытался убежать. Но Дионисио, вне себя от ярости, не дал ему уйти. Точно горная лавина, он всем весом обрушился на бандита. Тот распластался на земле, потом откатился, и тут, к изумлению Дионисио, Аника, злобно завизжав, молнией бросилась к поверженному бандиту и со всей силы пнула его в живот. Потом ногой ударила в лицо, плюнула, а убийца согнулся пополам, зажимая руками окровавленный рот. Схватив бандита за волосы, Дионисио запрокинул ему голову, а свободной рукой подобрал валявшийся рядом нож.

Он был мягким человеком, обожал кошек, ему нравилось размышлять над непостижимыми философскими фолиантами, играть на музыкальных инструментах и любить женщин. В восемнадцать лет Дионисио шокировал призывную комиссию, заявив, что он пацифист. Но сейчас здесь был совсем другой человек, его вела на крови замешенная праведность Ветхозаветного Бога, и он не перерезал бандиту глотку лишь потому, что Аника ухватила его за руку и в отчаянии взмолилась:

– Не надо, милый!

Дионисио перехватил нож и резко ударил им бандита под челюсть. Лезвие, проколов язык, застряло в нёбе.

– Жри, щенок, – безжалостно сказал он, взял Анику за руку и, не оглядываясь, зашагал прочь.

По дороге к бару они не проронили ни слова. Дионисио все еще кипел от ярости и даже дышал с трудом, а Аника плотно сжимала побелевшие губы. Ее уже тошнило, но она, как и Дионисио, только прибавляла шагу. В баре они увидели Рамона, в одиночестве сидевшего за столом. Оба упали на стулья, Аника закрыла лицо руками, неудержимо трясясь и вздрагивая. Рамон недоуменно посмотрел на нее, потом на Дионисио. У того дергался глаз, взгляд дико блуждал, и дышал он так, словно только что протащил на веревке быка.

– Что… – начал Рамон, но Дионисио махнул рукой – мол, помолчи.

Произошло нечто ужасное, это Рамон понял. Зная по опыту, что надо подождать, когда Дионисио сам расскажет, он встал, поспешил к стойке и вернулся с двойными порциями водки. Аника даже не взглянула на стакан, а Дионисио попытался взять свой, но слишком тряслись руки. Взглянув на Рамона, он выговорил:

– Грабители…

– Да? Что произошло?

– С ножами…

– Ты ранен? С Аникой все в порядке? Что они забрали?

– Ничего… – Дионисио удалось глотнуть из стакана, но больше расплескалось. – Это им худо пришлось… – Потом выпалил: – Видел бы ты, как Зубастик съездила эту сволочь ногой по роже!

Он обнял Анику, и девушка положила голову ему на плечо. Уцепилась за рубашку, из глаз потекли слезы. Дионисио обнял ее крепче, и они дрожа прижались друг к Другу. Он поцеловал Анику в маковку, вдохнул запах волос. Рамон смотрел на них, и его так трогала эта сцена, что самому хотелось поплакать.

Полицейскому потребовался целый вечер, чтобы вытянуть из них всю историю. Дрожь прекратилась, сменившись возбуждением. Рамон точно с пьяными на празднике разговаривал. Когда Аника ушла в уборную, Рамон склонился к приятелю и нетерпеливо сказал:

– Послушай, друг, я же говорил – ты в опасности. Может, хоть сейчас поверишь?

– Брось, Рамон, просто грабители. И сейчас жалеют, что напали. К тому делу это не имеет отношения. – Рамон сочувственно покачал головой, и Дионисио прибавил: – Поначалу они и не думали меня убивать. Денег требовали.

Рамон уже злился.

– Ну прислушайся ко мне хотя бы раз! Матерь божья, до чего же ты наивный! Ты разбираешься только в своих книжках и знаешь, чем заниматься в постели! Я же тебя не просто так предупреждаю, дурень, у меня есть информация, но она секретная, ее нельзя разглашать, и она про то, о чем ты только в газету пишешь. Уезжай из города, или я состряпаю обвинение и для твоего же блага запру тебя в кутузку!

Занервничав от этой вспышки, Дионисио вяло настаивал:

– Они просто грабители.

Аника уже возвращалась, шла осторожно, хотя неустойчиво, и Рамон в отчаянии вскинул руки и прошипел:

– Ты тупоумный сукин сын!

В переулке, куда Дионисио с Аникой всего лишь свернули поцеловаться, бандиты просидели под чьей-то дверью до темноты. Стемнело, и они, постанывая, с трудом убрались. Тот, у кого была сломана рука, все время бессмысленно повторял:

– Это же учителишка, простой учителишка, сучий потрох!

Второй зажимал головным платком рану под подбородком, но кровь капала изо рта, оставляя в пыли дорожку, на которой скоро засуетились муравьи. С докладом у Заправилы оба так и не появились.

Ночью Аника и Дионисио в исступленном самозабвении любили друг друга трижды; желание раскаляло тела, будто махнувшая крылом смерть открыла, насколько тонка нить, связывающая их с жизнью и друг с другом. С тех пор Аника, которая такие вещи чувствовала, считала, что возлюбленный наделен сверхъестественной силой, и немного боялась, точно знала, что у него своя судьба.

Ваше превосходительство,

На этой неделе бывший мэр Кордовы был злодейски убит на глазах у жены и детей. Разрывные пули разнесли несчастного так, что пришлось собирать его по частям в пластиковые мешки, оцепив место происшествия, чтобы отгонять собак, которые слизывали кровь, и распугивать стервятников, хватавших с деревьев еще не снятые ошметки.

В Конституции нашей страны, которую многие считают самой передовой в мире, сказано: «правосудие стоит на службе обществу, и вершит его народ». Реформа 1945 года установила, что «владение собственностью является социальной функцией, накладывающей обязанности», и государство может вмешиваться в частный, а также общественный бизнес и производство в целях совершенствования продукции, регулирования распределения и потребления товаров и защиты права на труд. В Конституции сказано также, что «государство защищает жизнь, честь и собственность своих граждан».

Ваше превосходительство, за два года у нас сменилось десять министров юстиции. Только за последний год наркодельцами были инспирированы заказные убийства пяти алькальдов, десяти управляющих и пятидесяти судей, а тысячи простых граждан подверглись истязаниям, запугиванию или же были убиты.

Я не могу оставаться министром юстиции, поскольку Ваше превосходительство твердо отказывается предоставить мне средства для зашиты Основного закона. Кокаиновые богачи не считают, что несут ответственность перед обществом, проистекающую из их монопольного обладания состоянием и властью, а государство не умеет защитить жизнь, честь и собственность своих граждан. Прежде всего государство не умеет сохранить собственную честь, и в глазах мирового сообщества мы пали ниже, чем даже во времена Произвола.