с места, и тогда Данте толкает меня вперед. При обычных обстоятельствах я огрызнулась бы на него, но нынешние обстоятельства вовсе не обычные.

Я, на хрен, говорю по-шаббински!

Ну, по крайней мере, понимаю. Говорю вряд ли. Или же?.. Сибилла с Фебом как-то упоминали, что я бормочу нечто невнятное во сне. Неужели я разговариваю на шаббинском? Неужели я вижу сны на шаббинском?!

Понимание иностранного языка ощущается неким сверхъестественным мастерством. Подумать только, а ведь Мериам еще даже не высвободила магию в моей крови!

– Фэллон, дорогая, подойди ко мне.

Вероятно, меня должно покоробить то, что заключенная колдунья назвала меня «дорогой», но что меня поражает, так это то, как она произносит мое имя: удвоенная «л» скатывается с языка, как рулон шелка, плавно переходя в конечный слог, который она произносит скорее как «эн».

– Аби – это королевская фамилия, Росси? – по гудящим барабанным перепонкам ударяет грубое бормотание Данте.

Аби? Когда это она… А! Одно из слов, которые она произнесла? Как ни странно, произнесенное Данте, оно не переводится автоматически у меня в голове. Возможно, из-за акцента? Или же я понимаю шаббинский, только когда на нем говорит Мериам? Весьма странно, но страннее ли, чем люди, которые превращаются в птиц? Уж точно нет.

– В Шаббе детям добавляют имена матерей после их собственных, так что Фэллон будет Фэллон эмЗендея. – Коса ярко-оранжевых волос Юстуса цепляется к темно-синему бархату, подчеркивающему строгие линии его четырехсотлетнего тела. – «Аби» означает «дорогая».

Вибрации сердца обвиваются вокруг ребер и хлещут по коже – точно попавший в сеть змей.

– Разве тебе не хочется поскорее ощутить свой истинный потенциал, Маленькая королева? – шепчет Мериам из тьмы.

Я уже готова заявить, что не намерена вступать в брак, который запланировал для нас Данте, но, к счастью, меня опережает бурчание Юстуса:

– Что Данте сказал тебе о шаббинской речи, Мериам?

Тон у него как у престарелой директрисы Алисы, когда она отчитывала нас с Сибиллой за испачканную во время игры одежду.

Я облизываю губы.

– Что она сказала? – Боги, лишь бы румянец на щеках не выдал того, что я лгу!

Знает ли Мериам? Наверняка знает, раз продолжает говорить на шаббинском. Станет ли это нашим маленьким секретом? Впрочем, о чем это я? С какой стати этой женщине секретничать со мной?

В комнате воцаряется тишина.

– Простите меня, Маэцца. Я позабыла, что Коста велел сжечь все шаббинские книги в тот день, когда бросил меня в темницу вместо своей кровати.

От признания Мериам ненависть к первому королю-фейри разгорается еще сильнее, и не из-за заключения – это было вполне заслужено, – а потому, что он уничтожил чужую культуру в попытке переписать историю на свой лад.

– Приступим к свадебной церемонии и освобождении магии, пока луна яркая. – Юстус перебрасывает волосы, собранные в длинный хвост, через плечо.

Откуда им всем знать, насколько яркая луна? Где-то в подземелье есть окно? Разве такое возможно?

– Освети хранилище! – командует Юстус.

Из ниоткуда появляется мужчина с янтарными глазами: кадык перекатывается на горле, когда он сжимает руку и окутывает ее огнем. Стоя на месте, огненный фейри направляет языки пламени к дальней стене: они разбегаются в разные стороны, образуя полосы различной длины, которые заливают черный свод светом. Меня ослепляет пылающий лючинский герб в виде солнца, и глазам требуется несколько мгновений, чтобы привыкнуть.

А когда они привыкают…

Хотя комната сверкает от залежей богатств, единственное, что я вижу, – это женщину, сидящую на золотом троне: одна рука покоится на коленях, другая – на подлокотнике. Юстус упомянул о нашем сходстве, но я не была готова к тому, насколько она похожа на мою маму, которую мне не суждено встретить.

Самая жестокая колдунья, когда-либо жившая на свете, не только внимательно изучает меня в ответ, но и ее красивые губы изгибаются в улыбке, которая словно кинжалом прорезает идеально гладкое лицо.

– Здравствуй, дорогая Фэллон.

Глава 7

Я застываю на пороге. Кажется, даже воздух в легких затвердел.

– Внутрь. Живо! – Позвоночника касается рука Данте, выводя меня из ступора и вынуждая ступить через узкий проход.

Нет, ну сколько можно мною командовать! Не желая отрывать взгляд от Мериам, я воздерживаюсь от свирепого взгляда в сторону Данте, но как же я стискиваю зубы! Какие планы мести зарождаются в голове! Погоди, вот вернется моя магия…

Взгляд розовых глаз Мериам скользит по моим волосам, таким же рыже-каштановым, как у нее, хотя мои опускаются чуть ниже плеч, а ее ниспадают до талии, как у моей матери.

– Ей нужно подойти ближе, Маэцца.

Я встаю в позу.

– Вы настолько ленивы, Мериам, что не можете встать, даже чтобы поприветствовать свою дорогую внучку?

На мое ехидное замечание раздается спокойный ответ:

– Тебе не сообщили о моем затруднительном положении?

Я хмурюсь.

Данте косится на сидящую женщину.

– Твоя бабушка прикована к трону, который так страстно желала.

– В каком смысле «прикована»?

Она восседает на точной копии трона с золотыми лучами на Изолакуори, только меньше.

– Она с ним срослась. – Юстус кладет ладонь мне на поясницу. – Будь осторожна со своими просьбами к Котлу, малютка Фэллон, ибо Котел исполняет всякое желание, и порой самым ужасным образом.

Я так потрясена, что, когда Юстус надавливает на мою поясницу, я скольжу вперед по отполированному обсидиану и едва не падаю на колени Мериам. Едва его рука исчезает с моего тела, я отшатываюсь, но тут же натыкаюсь на генерала, который наверняка предвидел мое отступление.

– Она тебе не навредит, – говорит он.

– Не навредит мне? – фыркаю я. – Эта женщина убила собственную дочь. Что мешает ей прикончить и меня?

Мериам опускает подбородок, такой же заостренный, как мой. Ну почему мы так сильно похожи? Почему я не пошла в своего отца-ворона?

– Зачем мне вредить своей разрушительнице проклятий?

– Вашей разрушительнице проклятий?

– Да. Моей. – Она наклоняет голову, и каштановая копна сдвигается, обнажая правую руку. Заметив мой взгляд, Мериам еще дальше убирает кудрявые локоны, чтобы я могла разглядеть ее беду во всей красе. – Кого еще проклял Котел?

Воронов. Однако я не произношу этого слова вслух. Вообще-то лучше им не знать, иначе они могут передумать насчет моей смерти.

Данте нетерпеливо выдыхает.

– Она не может причинить тебе вред, Фэл, ваши жизни связаны.

Сердце замирает, и в ушах раздается глухое жужжание.

– В каком смысле «связаны»?

– Своим последним заклинанием моя хитрая дочь связала наши жизни таким образом, что, если будешь страдать ты, буду страдать и я. Умрешь ты, умру и я. Разве ты