Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь возьмитесь за руки и подойдите ближе. – Мериам наклоняет голову к руке, лежащей на подлокотнике трона; каштановая грива рассыпается по угловатому плечу. Несмотря на их длину, шаббинка напоминает нищенку, остро нуждающуюся в мыле и сытном ужине.
– Это уловка! – рычу я, когда Данте берет меня за руку.
Между его бровями появляется складка.
– Росси?
– Не уловка, Маэцца. Я бы заключил сделку, но от нее будет мало толку.
На краю беспокойного сознания мелькает недоуменный вопрос: в каком смысле будет мало толку?
– Ластра, дай генералу соль, – приказывает Данте.
– Я сам приму соль.
Юстус достает из кармана мундира золотую табакерку, которую он подавал мне в тот день, когда меня привезли в Изолакуори на слушание. Украшающие крышку рубины сверкают, едва он открывает ее большим пальцем и берет щепотку соли.
Переждав пару мгновений, Данте спрашивает:
– Это уловка, Росси?
Я во все глаза наблюдаю за жестким лицом Данте – лицом человека, которого я когда-то знала одновременно слишком хорошо и не знала совсем. На языке вертится уйма вопросов, и первый из них: как давно ты решил меня использовать?
– Это не уловка, Маэцца. Вы выйдете из этого хранилища связанным с моей внучкой так же, как я связан с Мериам.
– Чертов убийца!.. – кричу я, молясь, чтобы мой голос проник сквозь камень и достиг ушей некой доброй души. Возможно, одного из слуг Росси…
Генерал прижимается боком к моей спине и закрывает ладонью мой рот.
– Не перебивай, Фэллон.
От толкает меня к Мериам.
– Нинуду! – мычу я. Она ведь поймет, что я имею в виду «Не надо»? Я пытаюсь выдернуть руку из руки Данте, и хотя кожа липкая и скользкая от крови, мне не тягаться с ним в силе. – Прушу, Мием, нидеаи ито…
– Ради всего святого, Росси! – рычит Данте. – Усмири свою внучку.
Мериам подносит свой кровоточащий палец к моему мизинцу. Мурашки пробегают по всему телу и проникают прямо в кости.
– Прафу, – хриплю я в ладонь Юстуса. – Нит.
От меня исходит поток силы, сотрясающий легкие, и я резко вдыхаю, от чего в груди расползается тупая боль.
Напевая на шаббинском о единстве и силе, Мериам проводит пальцем по бугоркам и впадинам моих костяшек, затем повторяет то же самое с Данте.
Я дрожу. От ужаса. От отчаяния. От ярости.
Я думаю о Лоре. Все мои переживание наверняка не сравнятся с тем, что почувствует он, узнав о замужестве своей пары. Он вырвет Данте сердце.
Юстус приобнимает меня за талию свободной рукой, удерживая в вертикальном положении, вынуждая меня терпеть неприятное покалывание жизненной эссенции его новой жены на моей коже и острое жжение там, где моя рана соприкасается с раной Данте.
Мериам продолжает бормотать заклинание и обвивать наши руки своей кровью. Я предпринимаю последнюю, отчаянную попытку вырваться, однако твердая рука деда и железная хватка Данте делают попытки тщетными.
Почему она согласилась на ритуал? Разве он каким-то образом поможет ей освободиться от трона?
Она водит указательным пальцем по нарисованным ею линиям, связывая их воедино. Я никогда не видела, как проводят этот ритуал, тем не менее понимаю, когда он закончен. Не потому, что ее кровь впитывается мне в поры, не оставив и следа, а потому, что чувствую это… странное покалывание, пробегающее по ладони и запечатывающее мою судьбу.
Легкие сжимаются, словно я под водой и сдерживаю дыхание, вот только я сдерживаю крик. Отчаянным рывком наконец освобождаюсь от Данте.
Король фейри поднимает руку и внимательно рассматривает; глаза круглые от благоговения, в то время как у меня – от ужаса, а затем и от отчаяния при виде соединенных кругов, вытатуированных под пятном нашей смешанной крови. Я переворачиваю свою руку, и, разумеется, то же изображение красуется на моей коже.
Ярость застилает глаза – горячее, чем новое клеймо, более влажная, чем соленые капли слез. От кольца можно было бы избавиться, но татуировка… Пока я не убью Данте, у меня на коже будет напоминание о нашей связи.
С другой стороны – и да, я во всем всегда ищу хоть какие-то плюсы, – теперь я понимаю, что значит татуировка Юстуса – это не оберег. Ох, он и не догадывается, какая кара его ждет. Я разорву его на клочки, а затем растопчу каждый из них.
– Готово? – выдыхает Данте.
– Да. – Голос Мериам вырывает меня из тревожных мыслей. – Теперь отойдите. Я попытаюсь освободить магию внучки.
– Попытаешься? – Данте опускает отмеченную печатью руку.
– Мы уже обсуждали, Маэцца. Если ее шаббинская сторона слишком переплетена с вороньей, то, возможно, без Лоркана у меня не получится разорвать чары.
– А я уже говорил, что присутствие Рибио исключено.
Мериам предлагала высвободить мою магию с помощью Лоркана? Разве может она не понимать, что он убил бы ее раньше, чем она успела уколоть себе палец?
О боги! Нужно предупредить его, что ее смерть повлечет за собой и мою.
Глава 9
Данте отступает, а я пытаюсь выровнять дыхание. Напрасные старания. Сердце колотится слишком быстро, сокращая каждый мускул в теле.
– Развяжи платье на шее. – Голос Мериам возвращает мой взгляд к ней. – Мне нужен прямой доступ к сердцу.
Мурашки пробегают по позвоночнику, пригвождая ступни к обсидиановому полу. Я хочу вернуть магию, но также хочу жить. Опасно подпускать ведьму к сердцу.
Вдруг она его остановит?
Вдруг разглагольствования о наших связанных жизнях – одна большая ложь?
Вдруг…
Чья-то рука сжимает веревки у меня на шее и дергает. Я скольжу взглядом по смуглым пальцам к белому рукаву куртки, которую Данте носит под золотыми доспехами, затем выше, к каменной челюсти и холодным глазам.
– Не прикасайся ко мне! – рычу я.
Данте бросает на меня свирепый взгляд.
– Тогда начни, на хрен, слушаться, мойя.
Я стискиваю челюсть.
Мериам поднимает пальцы и ждет, когда я добровольно сделаю единственный разделяющий нас шаг.
– Знаю, ты меня боишься, Фэллон, но тебе нужно мне довериться.
Я фыркаю.
– Последний раз предупреждаю, стрега, еще раз заговоришь на шаббинском, и я отрежу тебе язык!
Мерда! Я затихаю, как мышка в амбаре. Только бы Данте не услышал моего фырканья. То, которое словно кричит: «Заклинательница змеев свободно владеет шаббинским!» Я потираю ключицу и бросаю взгляд на Данте, чье внимание приковано к Мериам.
Облегчение ослабевает, когда я отвожу глаза и замечаю, как генерал приподнимает кирпичную бровь. Щеки вспыхивают, и я спешу сосредоточиться на Мериам.
– Простите. – Она