Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много воды утекло с тех пор, туалеты теперь на подстанции теплые, но у старых сотрудников – тех, кто помнит еще эту историю, слово «попугай» до наших дней вызывает смех.
(из воспоминаний о старой скорой)
Однажды… впрочем, начать следует не с этого, а с того, что работала на Скорой помощи одна миленькая старушенция по имени М.Н. Была она очень славненькой, аккуратненькой, в очках-велосипедах, одно плохо – лечить не умела. Делала все, извините, через задницу. Вот о ней-то, о заднице, речь и пойдет.
Однажды приехала М.Н. в общагу. Не в обычную грязную общагу какого-то никому неизвестного заборостроительного университета, а в серьезное место – общагу одного из творческих вузов столицы нашей родины.
Жили в общаге не только наши с вами соотечественники, но и иностранцы. К одному из них и вызывали.
Некий юный чернокожий гражданин заболел. Случилось у него расстройство желудка. Попросту говоря, обгадился юноша перед семинаром, а чтоб не позориться, изобразил страшную болезнь (не примите за проявление расизма, ради всего святого). Так вот, приехала М.Н. к пациенту, а тот, естественно, старательно держится за живот.
М.Н. ручками всплеснула и спрашивает:
– Что с вами, голубчик, случилось?
– Да вот, – отвечает негр, – с животом что-то.
Тут М.Н. сразу стала посерьезней, бровки нахмурила и строго-престрого говорит:
– Да это у вас, голубчик, наверное, тропическая лихорадка.
– Какая такая тропическая лихорадка?! – возмутился студент. – Перекушал я давеча, вот и дурно мне.
– Ты мне, – грозит та ему пальчиком, – умного больно из себя не строй. Сколько вас тут таких, признавайся?
– Каких? – удивился негр.
– Таких. Черных, – продолжает М.Н. свои расистские происки.
– Ну… – задумался студент.
И тут раздался стук в дверь. Это однокурсник нашего негра, тоже, кстати, негр, зашел проведать товарища.
– Ага! – радостно потирает лапки старушка. – Вот они! Садись на горшок!
– Чего? – в ужасе шарахается молодой человек. – Куда?
– На горшок, кому говорю!
– Зачем?
– Гадить будешь!
Юноша подумал слегка и пришел к выводу, что спорить себе дороже. И сел, стало быть, гадить.
Прошло некоторое время и за запропастившимся студентом пришло двое его товарищей, тоже негры. М.Н., не будь дурой, посадила на горшки и их. Вернее, уже не на горшки, а на ведра, ибо горшки кончились. Следующую парочку негров высаживали на газетку.
А когда прибыла инфекционная спецбригада, перед М.Н. сидели в рядочек десять человек негров и старательно гадили…
«Что же дальше?» – спросите вы. А ничего, М.Н. сказали спасибо, чтоб не связываться, а перед неграми глубочайше извинились.
А потом и М.Н. уволилась, и СССР распался, и негров в наших вузах стало меньше.
История эта произошла в конце 90-х годов, когда я умело притворялся неврологом скорой помощи. Притворялся – потому что был я на самом деле не неврологом, а нейрореаниматологом и ни сертификата, ни даже полноценных курсов по неврологии отродясь не имел. Но работал, и даже неплохо, пользовался уважением коллег и администрации и… ну, в общем, все как пишут в характеристиках. Катался по Москве на белом 210-м «мерседесе», лечил инсульты, эпилептические припадки, а иногда направлялся на важные служебные задания с особой миссией.
Радиотелефон «Алтай» внезапно зазвонил в кабине в тот момент, когда мы уже сворачивали к подстанции. Звонила старший врач оперотдела.
– Сергей Валентинович, там сейчас вызовочек вам будет. Только он… того… немного…
– Какой-то ВИП что ли? – осведомился я недовольно. ВИП-вызовы я не любил даже не столько из-за самих персон (они-то как раз часто оказывались вполне приятными людьми, а иногда им действительно нужна была помощь), сколько из-за той суеты, которая вокруг них поднималась.
– В общем, такое дело… Там Памела Андерсон без сознания.
– Кто? Мне что, в Америку лететь надо, в Майями?
В Майями я слетать был бы не прочь, но что-то мне подсказывало: командировки в этот раз не будет, вряд ли американские коллеги решили просить помощи у московской 03.
– Нет, она здесь, на Каховке, 12.
– На Каховке? И что она делает на Каховке? У них в Америке свой Гарлем есть!
Надо сказать, что улица Каховка, находящаяся в Новых Черемушках, никак не подходит для пребывания там американских звезд – пятиэтажки, панельные девятиэтажки – типичный район 60–70 годов, обиталище трудового народа, алкашей и наркоманов.
– Ну вот вызов такой поступил. Памела Андерсон без сознания. Вы уж съездите, разберитесь.
Пока ехали, я вспоминал, что я знаю про Памелу. Выяснилось, что толком ничего. Симпатичная, с пышными формами блондинка лет 30. Как ее могло занести на Каховку? Бред какой-то, думал я.
Возле дома 12 стояла «ГАЗель» скорой помощи.
– Дубль – обрадовался я (дублированный вызов давал шанс спихнуть все на прибывшую раньше бригаду, конечно, если там все в порядке). Мы поднялись на этаж, позвонили в квартиру. Дверь открылась.
За дверью стоял доктор, из-за его спины выглядывала девочка-фельдшерица. Что-то в ее лице мне не понравилось.
– Вы к Памеле Андерсон приехали? – спросил доктор, жестом приглашая нас пройти на кухню малогабаритной «двушки». «Вот она» – торжественно произнес он, указывая на большую керамическую вазу, стоявшую на круглом столе.