– Понятно. Ползает она, потому что снайпер простреливает, поэтому и лежит – голова ниже подоконника, ну а пищала – ритуал, значит, такой, чтобы взрывы отсрочить.

– Так? – строго спросил я пациентку.

В ответ послышалось неясное ворчание.

– Значит, угадал, – сделал заключение я. – И не насекомых она видит, а «жучки» у нее понатыканы по всей квартире. Устройства подслушивающие. «Жучки» она говорила, так, Эдик? Тот кивнул.

Но пациентку все же надо было осмотреть. С большим трудом нам удалось разогнуть руку больной и померить давление. 240/130, немало.

Пациентка кричала и вырывалась. Дочка попыталась помочь нам.

– Мама, мама, это же врачи!

– Нет, ты не дочь, – кричала больная.

– Ну как же я не дочь, посмотри, у меня пятно родимое на правой руке.

Действительно, на правой кисти женщины было родимое пятно неправильной формы.

Наличие пятна немного успокоило старушку, но нам она по-прежнему не доверяла. Аллочка – мой постоянный фельдшер, девочка с золотыми руками – прицелилась и воткнула в вену иглу.

– Дракула, клофелин, – скомандовал я. Юрка набрал препарат, Аллочка быстро присоединила шприц к игле (мы с Эдиком с трудом удерживали бабусю) и ввела раствор. Давление начало снижаться.

Пациентке стало полегче. Во всяком случае, она вступила в контакт и подтвердила все сказанное дочерью, а также мои догадки. Более того, выяснилось, что у бабушки все время болела голова, а после нашего укола голова прошла, что вызвало чувство доверия к нам.

Конечно, больную надо было госпитализировать. Но вызывать психов «на себя», значит, просидеть здесь несколько часов. А время-то обеденное, есть хочется. И у хозяйки не попросишь – здесь же уже Вампиреныш побывал.

Решение пришло само собой. Высокое давление – это же соматика, значит, пациентке нужно в соматически-психиатрическое отделение, которое находится в обычной больнице. И отвезти туда может обычная бригада, в частности мы, а в психушку – только «психи». Ближайшая психосоматика у нас в Первой Градской, практически через дорогу.

Выклянчить Первую Градскую у диспетчера отдела госпитализации удалось достаточно легко. Теперь надо было уговорить больную поехать с нами.

– Бабуль, так говоришь, снайпер?

Больная закивала головой.

– И сколько ты ползать так собираешься? Все равно он тебя вычислит и пристрелит. И дома взорвут. Тебе надо об этом в ФСБ сообщить как-нибудь.

– Надо. А как? Телефон они прослушивают – вырубят сразу, – больная проявила понимание обстановки, – выйти – не выйдешь: застрелят.

– Слушай, бабуль, а давай мы тебя в больницу увезем. Там они тебя не найдут, а ты сразу в ФСБ сообщишь оттуда. Они же не знают, что ты в больнице, значит, телефоны прослушивать не будут. А в больнице двери железные, охрана.

– А как же я из дома выйду?

– Очень просто. У нас машина – «мерседес», белый фургон. Мы его задом к подъезду подгоним и тебя через задние двери посадим. Они подумают, что мы мебель грузим и ничего не сделают.

Пациентка задумалась. Понятно, что ей было очень страшно, но долг перед человечеством пересилил. Подогнав машину задом к подъезду, мы начали операцию «Спасение мира». Впереди шел Вампиреныш, демонстративно неся стул. За ним шествовали мы с Эдиком, поддерживая (очень крепко) за плечи пациентку, в руках которой красовалась (для конспирации) большая картонная коробка. Сзади семенила дочь с вещами больной, а Аллочка с медицинским ящиком замыкала процессию.

Бабушка влезла в задние двери и легла на носилки, укрывшись с головой одеялом. Водитель Данилыч нажал на газ, и через три минуты мы уже въезжали в ворота Первой Градской. Машина затормозила у железных дверей приемного покоя. Мы вывели пациентку.

Увидев железные двери и сидящего за ними поддатого охранника, больная бросилась ему на шею и с криком «Спасители!» начала осыпать его поцелуями. Мужик оторопел, но зато у психиатра не возникло никаких сомнений в правильности наших действий. Мир был спасен, ну а мы все же успели пообедать относительно вовремя.

Умерла Баба Лера… А в институте мы ее так не называли. Просто по фамилии или по имени-отчеству. Шебутная библиотекарша, оравшая на первокурсников, получавших учебники, и в то же время милая интеллигентная женщина, с которой я уже на четвертом курсе беседовал о поэтах Серебряного века (библиотека у нас во Втором меде была очень неплохая, и Ходасевича я впервые прочитал именно там). О том, что это «та самая Новодворская», мы и знать не знали.

Да и вообще, про «ту самую» мы в общей массе узнали уже в Перестройку, за приближение которой она отдавала свое здоровье. «Демсоюз» – «демшиза», смеялись мы, «а я вся стою красивая в белом пальто». Юродивые ходят не только голые, они и в белых по́льтах бывают, да и изобразил ее какой-то мазила-лизоблюд на плакате голой. Так и висела она как в фильме «Обыкновенный фашизм» над Кутузовским и Рублевкой, радуя глаз возвращающихся по барвихам кремлевских мечтателей.

Никак не укладывалось в голове, ну почему она защищает чеченов. Они же злые и ползают, и вообще хоббиты, то есть ваххабиты. А она защищала – смешная толстая тетка в толстых очках – говорила о каких-то свободах, о фашистской России. Мы – нет, не говорили. У нас была демократия. Но наш президент отправился в вечный Уимблдон. А теперь случились Крым и Донбасс и на ТВ не Евгений, а Дмитрий. А Баба Лера умерла.

Цветы – очень интересные существа. Какой-нибудь кактус живет себе в пустыне, борется с ветрами и песками, и даже цветет. Посадишь его в оранжерею – расцветет еще больше. А вот в горшке посидит-посидит, пораспушит иголки, да и сдохнет. То ли залили, то ли засушили, то ли инфекционно-токсический шок случился.

Валерия – означает «бодрая, крепкая». Такой она и казалась. Да не казалась, была. Бодрая, крепкая, несгибаемая. Одна беда – под белым плащом скрывалась не одежда – содранная кожа и обнаженные нервы. Юродивые нервы.

Великий патолог Ипполит Васильевич Давыдовский когда-то характеризовал любую болезнь как встречу микроорганизма и макроорганизма в определенное время. Валерия Новодворская умерла, как пишут, от гнойной инфекции. Видимо, именно это нынешнее время и определило летальный характер встречи. В этом времени взбесившегося принтера и Крымняш ей просто не нашлось места.

Простите нас, Валерия Ильинична! Упокой Господи рабу Свою Валерию!