анализировала все возможные выходы. Их было всего два — согласиться или отказаться. В обоих случаях результат был не привлекательным. Утром она получила письмо от родителей, и это помогло сделать окончательный выбор. Осталось только сообщить об этом Нотту. Для этого когтевранка направилась в сторону слизеринской гостиной, надеясь встретить его по пути. Теодор и правда шёл по коридору, но не один. Рядом с ним был Драко Малфой. Николь так и не удалось поговорить с ним после своего спасения, да и мантия парня, которую он дал ей, когда они сбегали из его дома, всё ещё была у девушки.

Нотт, увидев Рейнер, сказал другу идти дальше без него.

— Я догоню.

Малфой подозрительно осмотрел этих двоих, но, кивнув, пошёл в сторону кабинета Зельеварения. Что у Нотта могло быть общего с грязнокровкой, он не представлял. Тео вообще вёл себя странно. Это уже заметили все его друзья.

Первой внимание обратила Пэнси.

Дело не только в девичьей проницательности, которую не проведёшь, — она с детства считала Нотта своим другом. А так как откровенности от него ждать не приходилось, она просто наблюдала за ним и делала выводы. Он теперь пил больше, чем обычно, отнекиваясь, что это помогает ему от боли в висках, а Паркинсон скорее предполагала, что он просто пытался сбежать от своих мыслей.ㅤ

Лохматый, унылый и в постоянной усталости закрывающий себе глаза, словно не спит сутками, — у такого Теодора Нотта симптомы человека, ставшего клеткой для проблем. Похожее порой бывает, когда у него начинаются очередные трудности с отцом. Пэнси бы всё и списала на это, если бы точно не знала, что его отец уже несколько дней не присылал писем.

Но вместе с агрессивными попытками доконать свою печень, Тео не менее агрессивно боролся с запахом алкоголя, старающимся его преследовать. Одеколоном от него теперь пахло так, что сначала в комнате появлялся пряный шлейф, и лишь потом сам Нотт. «Элегантное покрывало для вредной привычки», — хмыкала Пэнси, а в ответ ей он лишь загадочно бормотал, что это далеко не самая вредная из его привычек.

Внимание у Забини не столь острое, однако оно проснулось вторым по счёту.

Какими бы взрослыми они ни казались, разговоры за столом в Большом зале всегда были ритуалом. Тео выписывал газеты и зачитывал новости, а Блейз комментировал, Паркинсон, Гринграсс и Булстроуд поддерживали их смехом — во всяком случае так было до недавнего времени. Голос Нотта за столом постепенно убавлялся, и те силы, что раньше отправлялись на остроумие, как будто теперь были перенаправлены на что-то другое.

«Ты всё пашешь на независимость от отца и заботишься о своём светлом будущем? Уважаю», — хотел разговорить его Блейз, но от Тео удалось добиться лишь кивка, какого-то подобия благодарности за одобрение, в котором он не нуждался.

Друзья не знали, что с Тео, и искренне хотели выяснить это. Вот только понравится ли им правда?

* * *

— Это твой окончательный ответ?

— Да, — сказала Николь.

— Хорошо. Мне нужно обсудить это ещё с одним человеком и тогда я свяжусь с тобой, — Тео запустил руку в волосы, обдумывая дальнейший план действий.

— Я пожалею об этом?

— Что? — Нотт не совсем понимал, чего она от него хочет.

— Я пожалею о своём решении?

Слизеринец долго молчал, изучающе осматривая девушку. Он знал ответ, но боялся сообщать об этом, ведь тогда Рейнер могла передумать, чего он допустить никак не мог.

— Не молчи, — попросила Николь.

— Да, — хриплым голосом выдал Теодор.

Девушка молча кивнула и закусила губу.

— Так и не скажешь, зачем тебе это?

— Это моё задание, Рейнер. Ничего личного.

— Значит, ты тоже пожиратель? Как и Малфой? — спросила девушка.

— Если хоть одна живая душа узнает об этом, тебе не жить. Ты меня поняла? — эта девчонка начинала знатно раздражать его. — Не суй нос не в свои дела! — прошипел Тео и отправился на урок.

Николь провела его взглядом, понимая, что только что разрушила свою жизнь.

* * *

Драко сидел на собрании пожирателей уже битый час. Тёмный Лорд зачем-то срочно собрал всех. За этот час он так и не объяснил причины. Малфой хотел поскорее сбежать из этого дома. Сегодня всё-таки воскресенье, и он надеялся заняться исчезательным шкафом.

Блондин от скуки начал рассматривать лица присутствующих. Кто-то слушал слова Лорда с огромным энтузиазмом, а кто-то, так же, как и сам Драко, зевал, вертясь по сторонам. Малфой заметил, что Нотта всё ещё не было, хотя он говорил, что опоздает всего минут на десять. Опаздывать на собрания никто не любил, потому что, если Лорд был в плохом настроении, опоздавший получал порцию Круциатусов для «воспитания пунктуальности». Самому Драко пришлось пережить на себе гнев Волан-де-Морта за опоздание всего один раз, и ему этого хватило.

Слизеринец посмотрел в сторону родителей. Мать была, как всегда, спокойна, а отец заметно нервничал. Недавно стало известно, что Малфоя-старшего хотят отправить в Азкабан. Люциус надеялся, что Лорд этого не допустит.

Профессора Снейпа тоже ещё не было. Странно, раньше он никогда не опаздывал. У парня с Северусом были достаточно тёплые отношения. Драко доверял ему больше, чем себе. Себе в последнее время он вообще не доверял.

Ещё полчаса ничего не происходило. Малфой проклинал эти собрания, пожирателей и самого Лорда. А ведь когда-то ему казалось, что это повод для гордости — быть пожирателем. Он действительно считал, что удостоился огромной чести. Только вот, чем дальше, тем больше он понимал, что гордиться нечем. Такого Драко даже врагу не пожелал бы.

Парень снова перевёл взгляд на родителей. Тёмный Лорд продолжал что-то рассказывать об их великой миссии, но ни одно из его слов не задержалось в мыслях Драко. Мать склонилась к отцу и что-то прошептала. Малфой не слышал, что, да и не очень-то хотел.

Слизеринец вспоминал, почему до сих пор не перестал быть прихвостнем Лорда, и ответ был только один — Нарцисса. Если бы он был точно уверен, что его выбор никак не повлияет на мать, Драко давно бы уже перешёл на другую сторону или сохранял бы нейтралитет, как Блейз.

Безо всяких сомнений Нарциссу Малфой можно было бы смело назвать идеальной матерью. Если бы не одно никому не известное «но»: она не хотела ребёнка. Наверное, просто ещё была не готова к крошечному неразумному созданию, громко и часто плачущему и полностью от неё зависящему. Материнство первоначально оказалось для неё смирением, а не желанием, она не полюбила ребёнка с первого взгляда, а несколько лет училась его любить. Преодолевала раздражение, которое он