— Как ты можешь быть таким жестоким? Думаешь, что тебе всё дозволено, если твой отец — пожиратель смерти?

— Заткнись! Ты ничего не знаешь! — крикнул Теодор и ударил кулаком стену, рядом с головой девушки. Николь дёрнулась от этого жеста. — У тебя есть три дня. Решай.

Нотт ещё раз впечатал кулаком в стену и отправился в свою комнату. В последнее время его нервы были расшатаны. Слишком многое стояло на кону. От решения этой девчонки зависела, можно сказать, вся его жизнь.

Если она сделает неправильный выбор…

Что ж, тогда ему придётся использовать более действенный метод. Например, Империус. Но Теодор надеялся, что до этого не дойдёт. Он ещё не настолько зачерствел.

Если бы существовали две вещи, которые могли бы описать жизнь Теодора Нотта, это были бы молчание и расстояние, въевшиеся в его душу так прочно, что все попытки вспомнить, каково это — жить без них, были безуспешны.

ㅤㅤㅤ

Сначала наступила тишина. Мир стал немым в тот день, когда умерла его мать. Всё исчезло с тем быстрым росчерком палочки, лишившим её жизни. Поначалу Тео старался говорить, стойко держаться, однако потом ему стало проще жить в тишине, подкрепляемой всеобщим равнодушием.

ㅤㅤㅤ

К тому времени, когда Теодор Нотт должен был прибыть в Хогвартс, тишина, окружающая его плотным коконом, её разные виды, словно оттенки цветов в сумерках, были всем, что он знал.

ㅤㅤㅤ

Больно жить в безмолвии, когда всё внутри тебя воет от отчаяния. Теодор Нотт привык кричать в тишине, отчего-то зажимая ладонью потрескавшиеся губы.

ㅤㅤㅤ

И после этого наступила отчуждённость, расстояние.

ㅤㅤㅤ

Сколько Тео себя помнил, между ним и людьми всегда существовала пропасть. Что-то другое, непоправимо неловкое. Тёмное и уродливое, как алые отметины на бледной коже, как крики, застрявшие в горле. Как слёзы, что он забыл пролить, и слова, что он не произнёс.

И Тео стал молчаливым, отстранённым и холодным. Скорее призрак, бродящий по коридорам Хогвартса, чем юноша. Понятно, что никто не стремился общаться с ним, и тихое отчаяние терялось в его лёгких.

ㅤㅤㅤ

С каждым днём оно становилась всё громче, пропасть ширилась, а Нотт уже был не в силах это исправить.

ㅤㅤㅤ

Возможно, была и третья вещь, которая могла бы описать жизнь Теодора Нотта: одиночество. Словно дитя любви тишины и расстояния, преследующее его, как призрак, лишающее последней толики гордости и самообладания.

* * *

Николь забежала в свою комнату и упала на кровать. Слёзы начинали скатываться по щекам. Она не видела выхода. Три дня. За эти три дня нужно что-то придумать, иначе… Девушка не хотела даже представлять, что будет иначе. И спросить совета было не у кого. О таком не рассказывают обычным знакомым.

Благо, в комнате сейчас никого не было, и когтевранка могла не опасаться, что её заметят всю в слезах.

А Драко Малфой в это время пытался починить исчезательный шкаф в выручай-комнате. И у него не получалось.

Не. Получалось.

Малфой кричал, бил стены, разбивая руки в кровь, курил, пробовал ещё раз и снова курил. За вечер он скурил полпачки. И ему было всё равно. Так и не достигнув успеха, Драко завалился в гостиную своего факультета и приземлился на диван рядом с Блейзом.

— Огневиски? — мгновенно среагировал Забини и, получив кивок от друга, достал бутылку и три стакана. Пэнси, сидящая недалеко от Нотта посмотрела на стаканы и перевела недоумённый взгляд на Блейза. — Простите, мадам, забыл, — мулат достал ещё один стакан и, плеснув в него алкоголь, протянул подруге.

Драко позволил себе на время забыть о своей миссии и поднял стакан. Наверное, он слишком много пил, но Малфой плевать на это хотел. Алкоголь помогал забыться, а беспамятство — дар для пожирателей.

Теодор держал свой стакан в руке, не спеша пить. Он смотрел на Пэнси, но она не замечала этого, листая новый выпуск журнала о моде. В голове Нотта была только одна мысль — хоть бы Рейнер согласилась. Да, он поступил ужасно. Да, он подвергал её огромной опасности. Да, он шантажировал её. Но всё это он делал не просто так. У него не было выбора. Если честно, ему было плевать, что случится с когтевранкой. Она ему была никем, а вот…

— Ты с нами? Земля вызывает Нотта! Приём, как слышно?

— Забини, отвали, — отмахнулся Тео.

Пэнси усмехнулась и столкнулась взглядом с парнем. Забавно, но Тео и Пэнси даже не были близки. Они чувствовали взаимное притяжение, невозможно было не чувствовать, ведь они оба были близкими друзьями Драко, но почему-то связь не устанавливалась так же легко, как это произошло с Блейзом. Но несмотря на это, Пэнси считала Тео, Блейза и Драко, которым по-настоящему доверяла, своей единственной семьёй, а при упоминании родителей на её переносице пролегала глубокая складка. Для друзей девушка была готова буквально на всё.

Пэнси знала, что для такого человека, как Тео, она слишком резка, слишком прямолинейна, слишком груба. У неё не было той уравновешенности и элегантности, которыми обладал Драко, не было той утончённости и спокойствия, что были присущи Блейзу. Она была грубой и резкой, открытой к атаке, всегда к ней готовой. Это качество было её единственной силой и слабостью одновременно.

Со временем она была приятно удивлена, что Тео иногда тоже был мрачным, настолько же, насколько и она, если даже не больше. Просто его грубость была другой, он намного меньше задумывался о необходимости выплеснуть гнев. Вместо этого оставался спокойным и сдержанным. Они были похожи на лёд и пламя.

Поэтому, когда Пэнси уставала от хмурого Драко и вечно осуждающего Блейза, она сворачивалась калачиком рядом с Тео в его любимом углу библиотеки или в гостиной, с массивным томом прорицаний, лежащим на коленях, в то время как Тео работал с бесконечными диаграммами для своих уроков арифмантики. Спокойствие Тео успокаивало, как бальзам, и чем старше они становились, тем больше Пэнси стала наслаждаться этим.

— За Слизерин! — произнёс Блейз, поднимая свой стакан. Все трое последовали его примеру.

— За Слизерин! — воскликнул Драко. — И за дружбу!

— За Слизерин! — присоединился Теодор. — И за любовь! — добавил он, краем глаза наблюдая за Пэнси. Малфой фыркнул, но ничего не сказал.

— За Слизерин! И за свободу! — сказала Пэнси и поморщилась, сделав глоток. Огневски обжигал внутренности, даруя облегчение.

Возможно, слизеринцы и змеи, думающие только о своём благе, но они друзья, даже если никогда не признают этого.

* * *

Николь думала. Очень много думала. Принимать решение было страшно. Все три дня, которые дал ей Нотт, девушка