Ник курил травку и бухал, но тяжелые наркотики не употреблял. Он был травокуром из Долины, немного безумным и вполне мог стать певцом. Всегда хотел быть в центре внимания. Считал себя гитаристом/композитором/певцом/художником/артистом. Но играл с огромной энергией и был прекрасно сложен. Его отец, Дон Менза, высокоуважаемый джазовый саксофонист, играл на деревянных духовых инструментах и придумывал аранжировки. Он был аранжировщиком и главным саксофонистом-тенором у Бадди Рича и Луи Беллсона. Фактически Ник протестовал против своего отца-джазмена и хотел быть рок-н-ролльщиком.

Мы с Ником приехали и репетировали. В плане темпа он был как потерявший управление поезд. Начинал в одном темпе, разгонялся, и мне приходилось его сдерживать. Я вернулся после репетиции, и Дэйв спросил, как все прошло. Я сказал, что именно этот парень нам и нужен. Это была настоящая находка, и теперь пришло его время.

Дэйв Мастейн: В голове не прекращались голоса и говорили мне: «У тебя все было, ты себя уважал, а теперь посмотри на себя; ты мог бы стать гораздо лучше, но не стал». Голоса становились все громче и громче: «Ты полное дерьмо. И парни из Metallica правильно сделали, что вышвырнули тебя. Тебе и в Megadeth делать нечего». Борьба, обвинения – все это побуждало меня к действию. Я стал черствым и жестким, когда кто-нибудь мне что-нибудь говорил, я на все спонтанно отвечал: «Мне плевать».

Мне было не плевать, но доходило до того, что было так много нытья, жалоб и проблем с деньгами, что к тому времени, как мы расстались с Чаком, я вздохнул с облегчением. С Ником было весело, он всегда на позитиве. Тяжелые наркотики он не употреблял. Ему нравилось покурить и все. У него была замечательная любящая мама, а его отец играл с Генри Манчини в песне «Pink Panther» («Розовая пантера»). Ник был душой компании, но у него действительно были амбиции. При каждом удобном случае он подходил к нам с Дэвидом и шептал на ухо, что Чак – «жирная ебаная свинья» и ему не место в нашей группе.

Чак Билер: С первого же дня я почувствовал конкуренцию. Мне, видимо, не стоило знать, но я понял, что дни мои сочтены. Ник не пытался мне насолить, но уж точно делал все для того, чтоб жизнь мне сахаром в группе не казалась. Он делал то, что должен, настраивал барабаны и каждый вечер подготавливал установку, но в душе с первых дней думал о том, что рано или поздно меня вытеснит.

Финансовый отдел прислал мне почтой кучу бумаг с налогами, и они сказали, что больше мое проживание оплачивать не будут. На этом все закончилось. Никто не говорил мне, что я уволен. Я был на мели, и мне ничего не оставалось, как вернуться в Детройт. Незадолго до моего ухода ко мне заехали Гар с другом и сказали, что теперь на барабанах играет Ник. Вот так я и узнал. Даже не звонил и не спрашивал. Просто собрал шмотки и свалил домой.

Дэйв Мастейн: Забавно, но Чак до сих пор считает, что Ник каждый вечер подкручивал ему барабанную установку и настраивал педали так, чтобы играть было тяжелее. На каждой педали с двух сторон есть пружинки, регулирующие натяг, который Ник ослаблял. Чак сразу же все понял.

Глава 5. В завязке

Тони Леттьери: Позвонил мой друг Рон Лаффитт и сказал, что у него есть группа, которой нужна помощь. Парни топтались на месте. Они были в хреновом состоянии, и им нужен был тот, кто смог бы находиться с ними и помогать – может быть, даже техническую работу выполнять. Я в то время не был знаком с Megadeth, но Рон организовал встречу с Дэйвом, Джуниором и Ником Мензой в суши-ресторане на бульваре Вентура. В юности я занимался единоборствами и был боксером, поэтому приходилось работать телохранителем, а это им тоже было нужно. Все как-то сошлось.

Дэйв с Джуниором жили в двухкомнатной квартире в Северном Голливуде и выглядели хреново. На следующий день я поехал забирать Дэйва, и дома у них творился настоящий бардак. Они сидели за журнальным столиком, на котором лежала всякая всячина, в этой мрачной квартире – не очень благоприятная обстановка. Мне было велено заставить Дэйва завязать, вернуть группу в студию, привести их в порядок и просто быть рядом.

Дэйв Мастейн: Было у нас несколько нянек. За мной присматривал парень по имени Тони Леттьери, который потом стал детективом, агентом УБН[7] и сотрудником полицейской службы в Неваде. Он был моим телохранителем. Помогал мне тренироваться и в итоге познакомил с Сэнсэем[8] Бенни «Реактивным» Уркидесом, мастером боевых искусств мирового класса, обладателем девятого дана, введенным в Зал Славы.

Тони Леттьери: С Дэйвом было очень сложно. Поначалу это был кошмар. Он был не в лучшем расположении духа. Он всегда хотел ширнуться и заниматься своими делами. Но лейбл сказал, если в ближайшее время ничего путного не выйдет, группа может идти на все четыре стороны. Я был с Дэйвом каждый день и водил его на встречи. Мы стали устраивать собрания группы у меня дома в Шерман-Окс.

Дэйв ездил на прием к врачу, который занимался с ним экспериментальной медициной. Я носил с собой эти лекарства, потому что каждые несколько часов ему нужно было их вкалывать, чтобы он себя нормально чувствовал. Мы с Дэйвом довольно долгое время не расставались ни днем, ни ночью и все делали вместе. Он был готов взять себя в руки, вернуться к репетициям и снова сочинять песни для альбома Rust in Peace.

Рэндалл Кёртц: Я знал Рона Лаффитта со времен, когда он был гастрольным менеджером Armored Saint, а я держал музыкальный магазин в Чикаго. После того, как в феврале 1989-го я перебрался в Лос-Анджелес учиться на басиста в Институте музыкантов, мы столкнулись друг с другом, и он предложил мне работу в Megadeth, которую я принял не сразу. Я встретился с Роном и Ником Мензой за обедом; они обрисовали мне ситуацию, и я согласился. Я занимался Дэвидом Эллефсоном, который жил в Студио-Сити. Но оба Дэйва столкнулись с проблемой реабилитации. Ник Менза стал их новым барабанщиком. Гитариста у них не было. Первые пару месяцев Дэйва Мастейна я не видел.

Я был 22-летним салагой и действовал по ситуации. Я думаю, они наняли меня, потому что я новичок, хороший парень со Среднего Запада, еще не испорченный деньгами. Наркоту я не употреблял, и, я думаю, им это было на руку.

Джуниор прошел весь курс. Он понимал всю важность, поэтому не филонил. Когда я приехал,