— Бог даст, скоро будем, сынок.

Сапар усмехнулся такому ответу. — Разглядывая бесконечную степь, разлинованную проводами, поделенную черными штрихами столбов, подумал: «Будто столбами степь засеяли. Сколько же тонн хлопка не выращено, сколько земли вокруг столбов не тронуто плугом! Потерянная земля. Жалко. Где тот человек, который найдет выход из этого положения? Ходит среди нас или еще только родился?»

Подъезжая к колхозной усадьбе, автобус спустился в глубокую ложбину и, надсадно ревя, пошел на подъем.

«А что, если засыпать эту ложбину, — подумал Сапар. Техники в колхозе достаточно. Почему же не экономят землю, на которой можно выращивать белое золото? Десять — пятнадцать гектаров пропадает… Неплохая тема, кажется, — обязательно напишу. Странно: кто-то космос изучает, до антимиров добирается. А кто-то живет, чтобы кусок пожирнее ухватить. Локтями всех распихивает, теплое местечко себе урвать мечтает. Зачем? Ведь две жизни не проживешь. Думай: что детям своим оставишь?»

Автора письма Сапар нашел быстро.

— Тойчу, — представился Сапару пожилой высокий человек с жидкими, скучно повисшими усами. Рука, протянутая для приветствия, оказалась твердой.

Сапару он показался уставшим; будто, написав письмо в редакцию, взвалил на плечи непосильную ношу, и теперь был бы рад скинуть ее. «Осторожничает», — решил вначале Сапар, но вскоре убедился в другом. Тойчу, рассказывая о происшедшем, вновь сопоставлял факты, стремясь, чтобы каждая оценка, которую он давал, была объективной и точной. Довольно часто он повторял: «Это правда», — словно уверял Сапара, что не сегодня, так завтра правда победит. Сапару нравились его глаза: спокойные, в них не было ни трусливости лжеца, ни суетливости подхалима. Для себя он решил: «Тойчу написал правду и не откажется от своих слов». Однако для страховки спросил: «Вы не побоитесь подтвердить свои слова?»

— Нет, не побоюсь, — Тойчу не обиделся, он знал, что еще предстоит Сапару. — У меня есть дом, хозяйство. Я был бригадиром, а тот человек, — так он называл председателя, — уволил меня. Слава богу, дети подросли, жена работает. В общем, на достаток не жалуюсь. Но человеку этого мало, сынок. Надо честь беречь, она чистой должна быть. Чтобы людям в глаза не боязно смотреть было. А честь людская — в труде.

— А смотри, что получается, — продолжал спокойно Тойчу. — Халмат, Таши и я поделили землю поровну. По тридцать гектаров на бригаду. Но так было только на бумаге, когда социалистические обязательства принимали. На самом же деле оказалось, что у меня тридцать гектаров, а у них — но сорок. Но урожай они сдают как с тридцати. Премии получают, слова хорошие выслушивают… За труд обидно. Не меня они обманывают, — землю и государство. Поэтому и написал вам.

Тойчу внимательно посмотрел на Сапара, как бы спрашивая: «Сумеешь ли разобраться во всем, сынок, ведь молод еще?»

В контору, к председателю, Сапар пришел на следующий: день. Назармат-ака, несмотря на возраст, был но-юношески бодр и энергичен. Сапара встретил радушно, как давнего знакомого.

— Здравствуй, друг, здравствуй! Добро пожаловать! Журналистов я давно люблю! Какими судьбами в наши края? Хорошо сделал, что к нам приехал, у нас есть о чем писать, каждый второй — передовик, хоть сейчас медаль вручай.

Сапар, выслушивая это, рассматривал кабинет председателя. Кабинет был роскошный: ковры на стенах и на полу, большой полированный стол, на котором внушительно стояли четыре телефона («Зачем ему четыре? — подумал Сапар. — Один — связь с районом, один — для колхоза, — хватит»).

После взаимных расспросов о благополучии и здоровьи Сапар подробно рассказал о цели своего приезда и показал председателю письмо.

Назармат-ака[10] читал долго, перечитывая по нескольку раз отдельные строчки. Пока он читал, Сапар опять разглядывал кабинет. На большом бордовом ковре на левой стене красовалась карта колхоза. На другом ковре симметрично располагался добрый десяток почетных грамот и благодарностей. И все-таки Сапара не покидало ощущение фальши, которое, казалось, было во всем, что находилось в кабинете.

Председатель, наконец, дочитал письмо, отложил сторону. На лице Назармат-ака, до этого выражавшем любезность и радушие, появились тени, не предвещавшие виновнику, или виновникам, ничего хорошего.

— Что вы скажете об этом? — глядя на председателя, спросил Сапар.

Назармат-ака молча, неторопливо поднялся со своего кресла, вынул из кармана увесистую связку ключей, стал отпирать сейф. Достал папку, вернулся на место, надел очки и протянул папку Сапару.

— Возьми. Прочти это, дорогой. — Лицо председателя было нахмуренным.

Сапар взял папку, открыл и, взглянув на верхний листок, сразу узнал почерк Тойчу Тойчиева. Содержание письма было то же самое. Письмо адресовалось партийной организации.

— Переверните лист, — сказал председатель.

Сапар перевернул страницу и прочел решение собрания колхозного актива: факты не подтвердились, в связи с этим автора письма освободить от бригадирства за клевету. Затем еще страничка: решение специальной комиссии. Комиссия не подтвердила фактов Тойчу Тойчиева.

— Надеюсь, этого достаточно? — спросил председатель. — Или есть вопросы?

— Есть, — спокойно сказал Сапар. — Вот один: заявление написано в партийную организацию, почему же рассматривалось на собрании колхозного актива?

— Разве это важно? — спросил Пазармат-ака, пряча усмешку. — К тому же, у нас и в колхозном активе немало коммунистов…

— Но есть определенный порядок, — не сдался Сапар. — И разве была необходимость нарушать его?

— Ну что же… Не было парторга, а вопрос, на мой взгляд, требовал немедленного рассмотрения. Потому что важный вопрос. Или я не прав?

— Вы правы, Назармат-ака. А где парторг был? И разве нельзя без него собрать коммунистов на собрание?

— Можно, все можно, дорогой. Но, во-первых, отложи вопрос до выхода на работу парторга, так тот же Топчиев начнет на всех углах кричать, что к его сигналам не прислушиваются и на них не реагируют. А собери собрание без парторга, он же будет говорить, что оно недействительно.

— Неужели все так мрачно, Назармат-ака?

— Слушайте, — не выдержал председатель, — что вы ко мне придираетесь? Я защищал интересы колхоза и не вижу тут никакого нарушения. Главное записано черным по белому: заявление ложное, клеветническое. А если вы не верите собранию колхозного актива, то вот вам документы. Изучайте. Сами увидите, у кого сколько гектаров. Если и этого мало будет, идите и шагами меряйте колхозные поля.

— Хорошо, — сказал Сапар, — оставим в покое выводы комиссии. Вы правы, нужны факты. Давайте посмотрим, у кого их больше…

— Вы хотите оправдать клеветника? — перебил его председатель.

— Поймите меня правильно, Иазармат-ака, спокойно произнес Сапар. — Вы же не против того, чтобы разобраться в заявлении на основании установленных фактов, так? По если в ходе разбирательства были допущены неточности и появилось сомнение в верности выводов комиссии, значит, надо еще раз все проверить. Ведь если Тойчиев