сердце остановилось. Она предчувствовала, что когда-нибудь ее упрекнут, и противилась этому чувству, гнала его, и ненавидела себя за то, что не всегда могла справиться с ним. Она любила этих людей — и Сапара, и его мать. Разве они могут сделать ей больно? Наверное, она не расслышала, перепутала что-то, не так поняла… Или это сон, просто очень дурной сои?

По старуха стояла все в той же позе, не поворачиваясь к Айганыш, чтобы не встретиться с лей взглядом, и говорила:

— Что поделаешь, дитя мое. Видно, судьба так наметила. Давай лучше посоветуемся… Ведь не зря говорят: палец, отрезанный по всеобщему совету, не болит.

Сапар повернулся во сне на другой бок и захрапел.

Старуха продолжала говорить.

Но Айганыш не слышала ее. Горячая волна обиды и унижения окатила ее. Нет, не сон все это. Они давно все решили. И не говорили раньше потому лишь, что Сапар не нашел себе женщины. А теперь нашел… Теперь можно сказать.

— Не надо, ничего не говорите, — попросила Айганыш свекровь. — Я все равно ничего не понимаю. Дайте прийти в себя…

На улице было тихо. Словно и ветер сковало морозом. Всю ночь Айганыш не спала, молча глядела на тусклое, покрытое льдом окно. Слезы лились по её щекам. Она вытирала их, но они текли, не переставая.

Айганыш пыталась представить себе, как станет жить одна, без Сапара. И не могла. Мысли, точно ночные бабочки, лихорадочно метались в потемках, каждый раз нопадая в тупик, и снова шарахались, в другую сторону, и снова — тупик. Так человек, сбившийся в метель с дороги, бредет наугад и возвращается на свои следы, и кружит так до изнеможения.

V

«Что же произошло вчера?» Сапар некоторое время лежал с закрытыми глазами, силясь вспомнить вчерашний вечер. Но последнее, что он помнил, это — его провожала Насин. Как он добрался домой, как встретился с Айганыш, что потом произошло в доме? Смутно возникло и памяти бледное лицо Айганыш — то ли удивленное, ТО ли испуганное. Что же он натворил вчера?

Сапар скосил глаза на спящую жену, увидел ее покрасневшие от слез глаза, плотно стиснутые губы. Понял: мать все сказала ей. Хотя разговор, видимо, не окончен, и ему придется сегодня сказать свое слово.

Он лежал, стараясь не шевелиться, готовился к предстоящему разговору. «Что же сказать? С чего начать? Что ей вчера сказала мать? Или попробовать оправдаться, мол, пьяный был, прости, мол, пьяного дурака… Нет, глупо. Ведь мать сказала главное. Ему теперь надо толькотвердо, но-мужски подтвердить…»

В это время пошевелилась Айгапыш, открыла глаза. Сапар, неожиданно для себя, хрипло спросил:

— Приехала?

Айганыш хотела что-то сказать, но помешал подступивший к горлу комок, и она только утвердительно кивнула головой.

— Ты не заболела? — спросил Сапар, хотя и понимал прекрасно никчемность этого вопроса. Ему просто хотелось, чтобы Айгапыш, потребовав объяснений, сама напросилась на разговор.

— Устала с дороги, — тихо ответила она. Айгапыш посмотрела на Сапара, надеясь по глазам прочесть его мысли. Скажи он сейчас, что но-прежнему любит ее, скажи хоть одно ласковое слово — и она расплакалась бы у него на груди.

Сапар смотрел в потолок. «Мать есть мать, — думал он. — Разве легко мне видеть ее слезы и слушать ежедневные жалобы… Я вечный ее должник — она кормила меня своим молоком. Как она захочет, так и сделаю».

— Тьфу, черт, совсем забыл, мне же в редакцию нораньше надо, — сказал Сапар. Он быстро встал, наскоро умылся и ушел.

«И надо же было всему так случиться, — думал по дороге Сапар. — Не будь вчерашнего, все осталось бы так, как было: он обнял бы Айганыш, поцеловал ее, сказал бы, что любит ее больше всего на свете, что очень скучал без нее… Но теперь этого не будет. Теперь все пойдет но-другому. И разве ты доволен? Тебе нравится то, что имеешь теперь? А каково Айганыш?»

Одно из окон редакции уже светилось — кто-то пришел раньше Сапара. Войдя в кабинет, Сапар, как и предполагал, увидел Мукаша. Тот внимательно посмотрел на него, и Сапару на мгновение показалось, что Мукаш знает обо всем. Вот он нехотя поднимается из-за стола и улыбается так, будто хочет сказать: «Что же ты натворил, старик?»

— Кажется, ты перебрал вчера? — засмеялся Мукаш, протягивая руку Сапару.

При всем желании Сапар не мог скрыть вчерашнюю попойку. Куда денешь мешки под глазами и опухшее лицо?

— А ты завидуешь? — Сапар кисло улыбнулся. — Пу, было, было. Не скрываю. Айганыш прилетела вчера, вот и…

— А с друзьями обмывать подарки не собираешься?

— Да нет, отчего, — замялся Сапар, — не с утра же…

Мукаш весело рассмеялся. В это время зашел заведующий отделом литературы Каим Сагынов — высокий худощавый мужчина, лет сорока, но с гладким, без морщин лицом. Вообще, выглядел он лет на тридцать, не больше, чем при случае любил щегольнуть: мол, не пью, не курю, с организмом бережно обращаюсь, потому и выгляжу молодо. Настроение у него всегда было ровным, никто не помнит, чтобы он когда-нибудь «срывался».

— Смех — зарядка для души, — сказал он, входя в кабинет. — Значит, с работой все в порядке. А дома как?

«А ты откуда знаешь?», — вздрогнув, подумал Сапар. Но в следующее мгновение успокоился, усмехнулся: «И все-то на свой счет принимаю».

— Очень нужно, — продолжал завотделом, — чтобы кто-то из вас поехал в командировку. Срочно. В Ош. Желающих нет? Придется тебе, Мукаш, наверное, ведь Сапар только что вернулся. Материал для фельетона. Редактор приказал дельного человека послать, серьезного.

— Когда ехать? — спросил Сапар.

— Крайний срок — завтра.

«Хоть на неделю уехать, избавиться от объяснений. Очень кстати эта командировка. Пока вернусь, они сами обо всем договорятся. В конце концов мать заварила всю эту кашу с разводом, пусть сама и устраивает все дела», — думал Сапар.

Он вызвался поехать в командировку. Сагынов не возражал.

— Прости меня, — виновато сказал Сапар Мукашу, когда Сагыпов ушел. — Я, кажется, помешал тебе. Не обижайся, мне необходимо поехать.

— Командировка в такой мороз — мучение одно. Летом — другое дело. Летом я, может, и обиделся бы. — Мукаш засмеялся: — Жена твоя только вчера вернулась, завтра уезжаешь ты… Кто от кого убегает? А?

— Пойду к Сагынову, узнаю суть дела, — ушел от отпета Сапар.

— В колхозе потерялась земля, — топом матерого фельетониста произнес Сагыпов. — Либо человек спрятал ее, либо волки съели. А может, еще что, — неизвестно. Двадцать гектаров! Была — и нету.

— Что же, мне искать ее?

— Именно. Тебе предстоит стать Колумбом, найти эту землю. Вот письмо, здесь все