расстреляв несогласных. В их одной на двоих мозговой извилине, как они ни старались напрягать мышцы лица и чесать затылки, страшилки больше не рождались. Единственное, что ещё смогли выжать из себя, было: во мне и моём боссе они видят провокаторов, которых, если на то будет воля руководства, умертвят средневековым способом.

На меня байки не подействовали, но слабое, восприимчивое женское сердце приняло эти угрозы всерьёз. На её эмоциональную речь, произнесённую на армянском языке, бандиты хором ответили на русском: «Молчи! Папа сам знает, чего дэлает!»

«Колян, ну — ка расскажи горячим закавказским парням сказку, но покруче, да помокрее», — потребовал внутренний голос.

Подчиняясь команде, удобно устроился на стуле. С большой долей уверенности предполагая, какой последует ответ из уст девушки, произнёс:

— Ануш, пока наши боссы — паны дерут себя за чубы, расскажите о себе что — нибудь.

Посмотрев на насторожившихся хранителей драгоценного тела её папаши, девушка предпочла обратное:

— Нет, лучше вы о себе.

Быстро набросав в уме полную драматических страниц книгу жизни, дополняя её кровавыми событиями, начал повествование:

— А что я? Родился под мокрым забором, вырос в детдоме, среди таких же горемык и босяков. Воровал, грабил прохожих, потому как жрать хотелось. Первый раз сел ещё малолеткой, сберкассу неудачно бомбанули. Вышел через год по условно-досрочному. Приехал в Москву искать счастья, ну и встретил пацанов из Солнцево. Сначала всё шло путём, везло крупно, даже заимели связи с итальянской Коза Ностра, но потом нас выдал один пёс шелудивый по кличке Гриб. Загребли всю нашу братву, и каждому свой срок — кому двадцать, а кому и пожизненно дали.

Как бы заново переживая события тех далёких страшных дней, издал мучительный стон. Дико зыркнув на изумлённых, поддавшихся вперёд охранников, проскрежетал зубами. Приняв из рук девушки стакан с минералкой, постучал зубами о стекло, пролил исходящую пузырями влагу на грудь, тяжело задышал.

Печально улыбнувшись взволнованной, ломавшей длинные пальцы красавицы, продолжил:

Дали мне восемнадцать лет с конфискацией всего имущества, которое состояло то из одной рубашки и пары дырявых носков. Мотать срок нас отправили в тундру, холодную и голодную. Через год малява с воли пришла. Пацаны, те, что остались пока на свободе, сообщили, где прячется выдавший нас Гриб. Собрались мы всей честной компанией на сходняк, экстренное совещание. Был среди нас один совсем озверевший кореш, его даже «кум» боялся, вот он и говорит: «Честная публика? Надо гада того, что выдал нас, порешить! Как смотрите на это, урки?» Все кричат, орут и требуют возмездия. Подумали пацаны и поручили это задание мне. Сообща сделали подкоп, и я полез. Долго полз, ещё чуть-чуть, и был бы на свободе. Не пофартило, с той стороны ограды шли «хозяин» со своим замом и о чём-то спорили. Что оставалось делать, выскочил я из подкопа с двумя перьями в руках и порешил их. Долго мыкался по тундре, потом по тайге. Грибами да ягодами питался, один раз зайца поймал да сырым сожрал, в села не заходил, остерегался. Через месяц вышел на станцию, оборванный и голодный. Доехал до Екатеринбурга, а через неделю был уже в Москве.

Допив оставшуюся в стакане минералку, пробуравил прищуренным взглядом внимательных слушателей. Делая ударение на некоторые слова, произнёс:

— Нашел я ту гниду, замочил страшно. Голову отправил посылкой пацанам на зону, а ноги с руками подбросил следаку, который принял донос от Гриба. Солнцевские братки посоветовали уйти в горы, где я и спрятался. Занимался разбоем, мочиловом. Под Владикавказом меня приметил Бакс, мой нынешний босс, который с вашим боссом лясы точит.

Дальше врать язык не поворачивался, и я замолчал.

Ануш рассказ совсем не понравился. Брезгливо наморщив носик, отодвинулась к краю стола, прижала кулачки к груди и в таком положении замерла. Бандитам же история пришлась по душе, и они на какое-то время потеряли ко мне интерес.

Напевая себе под нос «Мурку», наблюдая за поведением окружающих, рисовал в разболевшейся голове возможную картину: «Если Игорь задержится в гостеприимном кабинете ещё на полчаса, ситуация может поменяться. Вполне возможно, что мордовороты, переварив услышанное, поймут, что я блефовал. Тогда придётся воспользоваться скорректированным новыми обстоятельствами планом «Б»: разбивать о головы парней горшки с цветами, деформировать о их черепа вёдра с деревцами и, взяв в заложники их босса, попросить того показать содержимое сейфа. Прикрываясь Ашотычем, как живым щитом, выскользнуть на улицу, сесть в стоявший рядом со зданием «мерседес», уйти от погони и раствориться в потоке машин на столичных проспектах. Хватит тебе, Игорь Юрьевич, заниматься болтологией, выруливай из кабинета. Пора ноги делать».

Возможно, моя жгучая, как невидимая молния, мысль прожгла его сознание, а может, к чему склоняюсь больше, он просто устал пить, но створки распахнулись, и на пороге, держась один за другого, появились друзья.

— Смотри, дарагой, ты гарантийный слова дал! — слюнявя щёки Игоря, пьяно икнул Ашотыч.

— Не страшись, возверну быстро, — лобызая щетину Ашотыча, обещал Игорь. — Я слово тримаю.

Повернувшись к своей охране, главарь распорядился:

— Скажэтэ Геворгу, пуст гастей до гастыныца подбрасает. Какой гастыныца нада, дарагой?

— Интурыст.

— Да, пускай туда…

Во дворе, пуская из-под днища сизый туман, урчал мотором трёхсотый «Мерседес». Открыв заднюю дверь машины, я слегка прогнулся:

— Прошу, пан голова.

Пан, важно расположившись на сиденье, всё ещё находясь в образе, спросил:

— Пистоль не сгубил?.. А бомбу с гранатой?

Заняв, как положено охраннику, переднее сиденье, доложил, что всё в полном порядке, и незаметно для посторонних показал пану кулак.

Пока машина проезжала промзону, в мозгу Игоря произошли изменения: уверовав в пьяном угаре, что он действительно знатная особа и руководитель крупного криминального сообщества, приказал мне, холопу, молчать, наблюдать за дорогой и быть готовым к встрече опасностей. Закурив прихваченную у Ашотыча сигару, обратился к водителю:

— Давай, хлопче, швыдче.

Огрызнувшись и выпалив целую серию матерных слов, хлопче нажал на педаль газа, как умел, обогнал впереди идущие машины и по укоренившейся привычке выскочил на встречную полосу. Сигналил, дерзко показывая кулак шарахавшимся в стороны машинам, хлопче кричал в открытое окно:

— Куда едэшь, козёлный ишак?

Через полчаса гонки закончились. Высадив нас у гостиницы для иностранцев, коими мы после развала Союза являлись фактически, «мерседес» умчался в ночь.

— Ну и к чему эти фокусы? Высадились бы у метро и поехали домой, — озираясь по сторонам, спросил пана голову.

— Для понту, — ответил тот, — и щоб показаться важливым.

Уже засыпая, дал себе слово — больше ни в какие