Наиль Булгари

Легальный нелегал

Пролог

Русскому и чеченскому разведчикам посвящается…

Ташкент, май 2014 года, 2 часа 25 минут по местному времени…

Помянув шайтана, а вместе с ней деву-оператора из «Билайна», закачавшую в сотовый телефон рингтон, записанный, скорее всего, на празднике каннибалов, нащупал мобильник. Автоматически считав с него время и незнакомый номер, нажал на кнопку, пробормотал сонным голосом:

— Слушаю вас.

Сквозь дикие выкрики пробился еле слышный хриплый голос:

— Молодец, что слушаешь. Спишь?

Сон будто ветром сдуло. Закипев самоваром, яростно задышав, всадил в микрофон:

— Это кто такой умный? Да я тебя, хулиган паршивый…

— Ух как страшно… Не ори, соседей разбудишь… Если узнал, скажи «да», не называя имени, усёк?

— …Узнал, и что с того?

— Нужна твоя помощь.

— Ты откуда звонишь, со свадьбы что ли?

— Хуже, братишка. У оперов я…

Мне стало стыдно за свой недавний гнев. Подумав: «Друг попал в беду, молит о помощи, его и других задержанных избивают сотрудники милиции, вон какие вопли раздаются в трубе», — полюбопытствовал вслух:

— Как ты туда попал?

— По своей воле и воле одного жутко красивого существа в юбке, — прозвучал весёлый ответ.

Не понимая, что может быть весёлого попасть в лапы узбекских ментов, прошептал в трубку:

— И чего на этот раз натворил? Морду кому набил?

В трубке раздалось ржание, сопровождаемое музыкальными инструментами.

— У оперов — это в ночном клубе «Опера Ла Скала», усёк?.. Всё, хватит пылить. Отопри дверь, в ночной магазин можешь не бежать, у меня всё с собой. Скоро буду.

Пока снова закипал и думал, как ответить на наглый выпад друга, в трубке раздался сигнал отбоя.

Освободив двери от замков, быстро ополоснул лицо холодной водой, прошёл на балкон. Закурив, отогнав дымом назойливых комаров, вспомнил ночь, когда счастливый случай свёл меня с Колей, в узком кругу называемый Славяном.

Несколько лет назад тёмной осенней ночью возвращался я со своей супругой Евой с тёщиных блинов домой. Маменька супруги жила на отшибе, аж на двенадцатом квартале Юнусабада, [1] что было мне выгодно. В поисках такси вышли на улицу Амира Тимура, стали возле осветительного столба.

— Час ночи, — недовольно пробурчал я. — В такое время таксисты остерегаются заезжать в этот район, кишащий отморозками.

— Я тебе предлагала уехать раньше, — настраиваясь на мелкую разборку, пропела супруга, — но ты, пока всю водку не вылакал, не хотел меня слушать. Теперь, значит, я виновата?

Не принимая её претензий, я возопил:

— Не ори так громко, женщина, в махалле [2] слышно. Я не виноват, что твой разлюбезный братец не хотел со мной расставаться.

Задохнувшись, женщина Ева вытянула язык, прошлась им по ярко накрашенным губам и зашипела:

— Не кричи на меня! Я… я… да ты же сам предлагал ему сбегать в универсам! Знаешь, кто ты после этого?

Пока супруга делилась своими открытиями, пока я отвечал, со стороны новой, недавно открытой чайханы появилась группа местных жителей, окружила нас и залопотала на своём языке. Ударив меня по физиономии и скрутив руки, вывернули карманы. Брезгливо пересчитав сумы [3], спросив на ломанном русском, почему так мало, подступили к Еве. Забрав сумку, сдёрнув с её ушей серьги, стянув с пальцев рук три золотых кольца, осмотрели при жёлтом уличном освещении её фигуру. Крикнув: «Прочь, мерзавцы», бросился с кулаками на толпу… Через полминуты, валяясь в пыли и крови, пытаясь подняться, слыша душераздирающие крики супруги, треск разрываемой одежды, уловил русское:

— Ай-яй-яй! Не стыдно к женщине приставать, а, басмачуги?

Дальше послышалось искаженное акцентом: «Пошёл отсюда, русская свинья», хлёсткие, будто винтовочные выстрелы, звуки, крики, жалобный вой, хрипы и болезненные стоны.

— Давайте быстро в машину. Чувствую, у басмачей тут целые шайки бродят, боюсь, от сотни джигитов не отобьёмся, — весело сказал спаситель, накинув на обнажённую Еву куртку таксистского типа и бросив мне большую, пахнувшую машинным маслом тряпку.

Свернув с проспекта на ещё более пустынную улицу Ахмада Дониша, спаситель, имея на то полное право, укорил:

— Зря вы в такое время по гостям ходите. Я в этом районе иногда таксую на своей ласточке и хорошо знаю нравы местного национального подполья.

Трясясь будто в лихорадке и всё ещё всхлипывая, Ева проявила женское любопытство:

— Откуда Вам известно, что были в гостях? И почему подполье?

Заразительно рассмеявшись, водитель поймал в зеркале украшенное причудливыми узорами, похожими на боевой окрас, Евино лицо, затем, кивнув на меня, ответил:

— Чутьё подсказало. Скажу больше, Ваша мама пригласила своего любимого зятя на блины. Что касается подполья, так это просто: потомки недобитых нашими дедами басмачей, чтобы не потерять квалификацию, выползают из своих нор ночью в поисках недорезанных одиночных русскоговорящих оккупантов Туркестана.

Приложив грязную тряпку к подбитому глазу, я ухмыльнулся:

— Смело!

— Вы думаете по-другому?

Трусливо промолчав, спросил, как он оказался в этом месте в нужное для нас время.

— Сначала завёз клиента на базар, что за кольцевой дорогой, заехал на заправку и, к счастью, заметил подозрительное шевеление на дороге… Вам куда?

Сориентировавшись на местности, я махнул рукой.

— До метро «Хамза», там пройдём пешком.

Покачав коротко стриженной головой, водитель заметил:

— Нет, не годится. Доставлю к самому дому. По собственному опыту знаю, кому суждено быть битым единожды в день, в данном случае ночь, не избежит этой участи повторно.

Стуча зубами, Ева, положив ладонь на плечо нашего спасителя, благодарно промолвила:

— Спасибо. Если бы не Вы…

Совершенно не играя, водитель пожал плечами.

— На моём месте любой бы так поступил… Так где Вас высадить?

Женщина есть женщина! Выпрямив спину, машинально поправив растрёпанные волосы, Ева проворковала:

— Ну если Вы так настаиваете… тогда у метро сверните на улицу Мукими и остановите напротив сто семьдесят третьей школы… А Вас как зовут?

— На улице называли Коляном, родители Колей, друзья Славяном.

— Почему Славяном? — женское любопытство не имело границ.

— По фамилии Славянов. А Вас?

— Меня Ева, а его, — супруга больно ткнула меня локтем в бок, — Борисом.

Доставив нас к самому дому и отказавшись зайти на чашку чая, наш новый знакомый уверенно заявил, что земля круглая, Ташкент — большой каменный кишлак и поэтому обязательно