Энергия целителей утекала через раны харонца. Разложение, которое так долго удавалось сдерживать, начинало действовать, разрушая его кожу. Его глаза застилало страдание, и, когда палец драконийки с хлюпаньем прорвал его щеку, он уступил.

— Харония. Они оба направляются в Харонию.

Арнхем узнал об этом в тот самый момент, когда свет от вспышки молнии рассеялся. Несмотря на то что магия Пилигримов продолжала действовать, молния не могла пересечь покров, разделяющий Миропоток и королевство мертвых, не оставив следа. Властитель еще не знал, какие причины побудили Зименца так поступить, ища убежище именно в том месте, где в распоряжении Арнхема были все средства, чтобы его преследовать, убить и захватить Януэля. Однако он намеревался воспользоваться этой возможностью.

Отчаяние заволокло взгляд драконийки. Ее рука, испачканная сероватой жидкостью, выпустила харонца и безвольно повисла вдоль тела. Она вздрогнула, когда выросший за ее спиной Чан прошептал:

— Все кончено, Шенда. Все кончено. Уже слишком поздно.

Рыдание сотрясло плечи драконийки, и она резко повернулась.

— Кончено?! — воскликнула она раздраженно. — Да что ты об этом знаешь?

Чан отступил, удивленный ее реакцией.

— Но… в конце концов, ты больше ничего не в силах сделать. Они в Харонии, — сурово стоял он на своем.

— Ну и что?

— Как что! — возразил он. — Открой глаза! Этот проклятый фениксиец ослепил тебя! Он ушел, Шенда. Ушел, понимаешь? Ушел в Харонию! Может быть, он уже мертв… Не верь, что он вернется или что ты к нему присоединишься! Проснись!

Шенда опустила глаза. Слова скользили по поверхности ее сознания, не проникая в него. Искренняя и непоколебимая любовь отполировала его, словно металл доспехов.

— Я люблю его, — выдохнула она.

— Вздор! — воскликнул Черный Лучник.

— Ты слеп, — добавила она смягчившимся голосом. — Ты ничего не знаешь о моих чувствах… Но я люблю его, Чан. Я люблю его до такой степени, что не могу представить, что без него жизнь может иметь смысл.

— Ты, наемница, выросшая под крылом Дракона, ты любишь этого подростка? Не смейся надо мной, черт возьми! Любить мальчишку, задыхающегося от собственной доброты…

— В его теле воплощена Волна, — перебила она. — Не упрекай его в доброте.

Чан искоса посмотрел на харонца, чтобы убедиться, что он больше не представляет угрозы. Властитель, казалось, сейчас упадет. По его доспехам сочилась черная кровь тленного тела.

— Послушай, — продолжала Шенда. — Я не откажусь от него. Чего бы это ни стоило.

— Но ты хотя бы знаешь, любит ли он тебя? — возразил он, желая ранить ее.

Слабая улыбка осветила лицо драконийки.

— Да, я в это верю. И это единственная причина, по которой я его люблю.

Черный Лучник нахмурился.

— Да, Чан. С ним я открыла доселе незнакомое мне чувство, чувство, что я наконец полезна, что я могу посвятить свое сердце достойной миссии.

— Миссии?

— Миссии этого мальчика, его жизни, его любви. Миссии гораздо более реальной, чем священные узы, некогда связывавшие меня с Лэном.

Шенда говорила о своем возлюбленном, встреченном в туманах памяти Драконов, этом доблестном и мудром мужчине, у которого она так часто черпала силы, чтобы оказать сопротивление драконийским жрецам.

— А я? — воскликнул Чан.

Ее голос надломился.

— А ты — Чан, Черный Лучник. Мой спутник, мой товарищ.

— Но я тебя люблю, — едва слышно признался он.

— Я знаю, но я никогда не лгала тебе, что я разделяю это чувство: я лишь доверила тебе тайны моей души. Это ценный дар, который ты не должен недооценивать. Но мое сердце принадлежит Януэлю.

— Это несправедливо.

— Несомненно.

— Забудь его, — сказал он вибрирующим от волнения голосом. — Забудь Януэля, забудь о судьбах Миропотока и следуй за мной.

— То, о чем ты просишь, невозможно. В прошлом я покинула Лэна. Но я не оставлю Януэля, что бы ни сулило будущее.

— Но этого будущего больше не существует. Януэль потерпел неудачу, а ты отказываешься признать это! Миропоток — такой, каким мы его знали, — обречен. Почему бы не прожить несколько оставшихся нам лет, стараясь быть счастливыми?

— Счастливыми? Ты хочешь, чтобы я была счастлива с тобой с разбитым сердцем? Ты хочешь, чтобы я была возле тебя, сожалея, что не испробовала все, чтобы спасти его? Тебе нужен призрак?

— Твоей души мне достаточно, — уверенно сказал он.

— Но твоей мне будет мало, — холодно возразила она.

Чан содрогнулся, вспомнив о длинных вечерах в полумраке притона в Альгедиане. Ночи, тянувшиеся в потрескивании свечей, когда среди шума попоек и едкого дыма курительных трубок его уязвленное сознание находило убежище в сладких иллюзиях. Он всегда представлял себя на той самой дороге — простой лесной тропинке. Он вел под уздцы гнедого жеребца, на котором восседала драконийка. Она улыбалась. Она улыбалась ему, и любовь, которую он читал в ее глазах, делала его походку летящей.

Затылок его вдруг отяжелел, он отвернулся, чтобы скрыть волнение. Молчание разделило Чана и Шенду. Внезапно глухой стук заставил их обернуться.

Это рухнул властитель Арнхем. Прислонившись к перилам балкона, он вслепую, с закинутой назад головой, нащупал свой шлем и медленно поднес его к груди. Теперь только заклепки могли остановить разложение, пожиравшее его кости. Он почти чувствовал, как под ороговевшей кожей его скелет превращается в кучу мертвых веток. Его правая нога сломалась как соломинка, в то время как вес доспехов угрожал позвоночнику. Ему казалось, что он успеет открыть Темную Тропу до того, как завершится процесс разложения, но все развивалось с устрашающей скоростью.

Шенда подбежала и опустилась подле него на колени.

— Оставь его! — вскричал Чан. — Он сейчас подохнет.

Шенда проигнорировала это предупреждение и приблизила лицо к гниющему черепу.

— Властитель, вы меня слышите?

Хрипение вырвалось из горла харонца.

— Есть ли способ спасти вас?

— Ты с ума сошла? — воскликнул Чан, поднимаясь вверх по ступенькам.

— Не мешай мне, — сухо ответила она.

— Предупреждаю, если он сделает хоть одно движение, он покойник, — прорычал он, отодвигаясь, чтобы постоянно держать харонца на прицеле.

Драконийка не обратила на него внимания и лихорадочно повторила:

— Если есть способ вас спасти, скажите.

— Да что ты пытаешься сделать, черт возьми? — пророкотал Чан. — Эта гниль должна сдохнуть.

Разложение добралось до глазниц, и их контур оплыл словно воск.