ГРАФ. Так ты что же, действительно веришь, что все случайно? И даже наши с тобой мысли?

ПФИТЦ. Именно так говаривал мой отец, и я не вижу никаких оснований оспаривать его мудрость.

Они слышат в стороне от дороги глухой негромкий удар. С дерева упало яблоко. Пфитц слезает с лошади, чтобы его подобрать.

ПФИТЦ. И ведь точно тогда, когда я малость проголодался! Вот и говорите мне, что это не было чистой случайностью!

ГРАФ. Яблоко упало в этот момент, потому, что законы тяготения и механики велели ему так поступить. Оно упало именно тогда потому, что не могло упасть ни моментом ранее, ни моментом позднее.

ПФИТЦ. Но я-то почему оказался здесь точно ко времени, чтобы его подобрать?

ГРАФ. Потому что законы, управляющие движением яблок, точно так же управляют и атомами твоего тела и твоего мозга, и все они в совокупности двигались так, чтобы привести тебя в это время на это место. Они заставили тебя сопровождать меня в этой поездке, они заставили тебя ощутить голод, и они же самые заставили тебя спешиться и подобрать яблоко. Твоя жизнь предопределена столь же точно, как и траектория падающего яблока. Каждое событие имеет свою причину, а каждая причина проистекает из какого-либо предшествующего события. Если ты проследишь эту цепь достаточно далеко назад, то увидишь, что все происходящее в этом мире происходит именно так, как происходит, по строгой логической необходимости.

ПФИТЦ. Расскажите это моему папаше! Я уверен, что он делал меня, абсолютно не помышляя ни о каких там необходимостях.

Правду говоря, Пфитц и граф дискутировали эту проблему далеко уже не первый раз. Заметим также, что граф не только научил Пфитца читать, но и заставил его проштудировать работы всех великих философов, дабы хозяин и слуга могли коротать время в стимулирующих разум беседах. Послушный Пфитц ознакомился с воззрениями Платона и Фомы Аквината, Спинозы и Локка, однако это ничуть не пошатнуло его уверенности в правоте отца, любившего говаривать, что ничто в этом мире не бывает совсем черным или совсем белым.

— Но разве это не Автор заставил яблоко упасть? Да и вообще жизненный путь Пфитца жестко предопределен, так как Автор с самого начала знал, чем это все кончится.

Ну а как насчет вашей собственной жизни, читательница? Может, это тоже история, давно завершенная в мыслях ее Автора? Ведь некоторые верят, что весь этот мир не более чем книга, начертанная там, наверху, некоей незримой рукой, и все наши жизни суть не что иное, как прочтение судьбы, существовавшей за вечность до того времени, как мы появились на свет. Другие же верят, что наша жизнь — одна из многих возможных книг огромной библиотеки и мы не узнаем, какая из этих книг — книга нашей жизни, пока не дочитаем ее до последней страницы (к каковому моменту будет уже поздно делать из этого какие-либо практические выводы). А кто-то еще утверждает, что книги эти пишутся по ходу дела и фабула их есть нечто такое, на что мы и сами можем отчасти влиять. И в рамках этой последней школы идут ожесточенные дебаты, предопределено ли то, что напишется в этих книгах, некоей высшей книгой из высшей библиотеки, или, того пуще, существует бесконечная иерархия книг и библиотек, правящих судьбою совпадений, совпадением судеб, судьбою судеб и совпадением совпадений.

— Да никак вы пытаетесь совратить меня философией?

Вполне возможно, что так и должно случиться, что так предначертано свыше.

— Ну, это мы еще посмотрим.

ГРАФ. Но если я возьму твое яблоко в руку, а затем уроню его, ты же не скажешь, что и тогда его падение на землю будет случайным?

ПФИТЦ. Из того, что яблоки неизменно поступали так в прошлом, отнюдь не следует, что они сохранят эту привычку в будущем. А что, если в один прекрасный день вы выпустите яблоко и увидите, что оно взметнулось в небо, подобно птице?

ГРАФ. Тогда я должен буду сделать вывод, что либо у меня не все дома, либо это яблоко совсем даже и не яблоко…

ПФИТЦ. Из чего воспоследует, что яблоки падают исключительно по определению…

ГРАФ. Или мне придется умозаключить, что в этом случае был нарушен закон тяготения.

ПФИТЦ. А то, что природа обычно следует этому закону, это что, из какого-нибудь чувства внутренней ответственности?

ГРАФ. Не знаю. Просто она так делает.

ПФИТЦ. В таком случае все ваши логические обоснования, причины, по которой яблоко должно упасть, сводятся к этому «просто оно так делает». И мы можем ровно так же представить себе мир, где «просто оно так не делает». А тогда можете вы назвать какую-нибудь конкретную причину, почему мы должны были оказаться именно в этом мире, а не в каком-нибудь другом?

ГРАФ. Как бы там ни было, я вполне доволен, что существую в этом мире, при всех его, Пфитц, огрехах и недостатках, и я надеюсь просуществовать еще здесь достаточно долгое время. Ты представляешь наш мир как хаотический, случайный и бессмысленный — но как же тогда великие достижения физиков и астрономов? Как же тогда мистер Ньютон и его объяснение механизмов, кои движут вселенной? Ученые уже почти что с этим разобрались. Лет через пять, через десять они залатают последние прорехи, и тогда нам (вернее им) раскроются высшие законы природы. Мы самым доподлинным образом узнаем, что у Бога на уме.

ПФИТЦ. Вот это и вправду было бы очень интересно.

ГРАФ. Но за все это время я так и не приблизился к пониманию того, как это вышло, что ты появился на свет.

ПФИТЦ. Возможно, и нет, но зато мы успели немного приблизиться к великому городу Ррайннштадту. Имейте терпение, хозяин, остальное я дорасскажу вам потом.

Ну как же долго пишется рассказ, прочитать который можно за несколько минут! И пусть даже мысль о жизнеописательнице незримо поддерживала картографа, сочинившего первую часть истории Пфитца, в конце концов он свалился от усталости над своей многотрудной работой. Проснувшись, Шенк увидел, что в окно уже заползает бледный рассвет; на столе перед ним лежали исписанные листы.

Знали бы вы, какая это мука — просыпаться, когда ты толком и не поспал, вставать, когда ты так и не ложился. У Шенка болели руки, болели ноги, да что там перечислять — болело все его тело. Во рту у него пересохло, ему начинало казаться, что он это вовсе и не он, что он наблюдает со стороны за неловкими, скованными движениями какого-то другого человека. Тот, кто провел ночь без сна, встречает утро в каком-то незнакомом, блеклом мире, с тяжестью в беспрестанно кружащейся голове и легкой, почти блаженной тошнотой. Шенк чувствовал себя точно так же, как если бы провел ночь с жизнеописательницей, отказался от сна ради ее ласк, а не ради кропотливого сочинительского труда (посредством которого он надеялся завоевать эти ласки). Он пытался вообразить (вернее — наблюдал со стороны себя, пытающегося вообразить), что эта ночь прошла в ее обществе и что это и есть причина его теперешнего состояния. Встав из-за стола и собрав лежавшие на нем бумаги, он попробовал вести себя так, словно ему и вправду улыбнулось такое счастье. Его движения (небрежный взмах руки, пригладившей всклокоченные волосы, сладкое, до хруста в костях, потягивание) были под стать не столько уставшему писателю, сколько пресытившемуся любовнику. Умственным своим взором он наблюдал себя, сопоставляющего и противопоставляющего эти столь различные возможности. Если исходить из сиюминутных ощущений, и только из них, как может сказать он с уверенностью, что возложил эту ночь на алтарь труда, а не любви?