— Да что рассказать-то? — Марта задумалась ненадолго. — Красивая она была. Вся такая… ростом с тебя где-то, но… — она обрисовала руками в воздухе какую-то фигуру, — красивая жуть. Вся такая тоненькая, но где надо, там кругло. А кожа мраморная, прозрачная почти. Глазюки огромные, синие-синие, а волосы чистым золотом отливали. Мда… — покачала она головой, — красота красотой, только вот несчастная она была.

— С чего вы это взяли?

Я строчила карандашом в блокноте, только и успевая, что странички переворачивать. Никто от меня полноценного расследования и имени убийцы леди Нейрос не ждал. Дядя Фил особо отметил, что нужна только обзорная статья: что, где, как.

— Так кто ж при такой-то внешности да с такой родословной в лераны подастся по своей воле? — воскликнула Марта. — Да и потом, видела я ее. Не один раз видела и в глаза ее синющие смотрела. Бывало, войдет в подъезд, оглядится по сторонам так, словно бы впервые здесь оказалась и вздохнет так трогательно, что аж у меня внутрях защемит. И разговоры разговаривала со мной частенько. Ты вот погляди: кто я и кто она, казалось бы, о чем ей со мной говорить. Ан, нет, рассказывала.

— А вчера она рассказывала что-нибудь? — поинтересовалась я. — Может у нее случилось что? Или… не знаю, клиент какой-нибудь попался… ну… не знаю я какие они бывают, если честно.

— А и случилось, — кивнула Марта. — Вчера леди Нейрос домой заявилось в девятом часу. Я как раз смену приняла, обошла все и обратно сюда вернулась. И тут она вошла. Красивая, как и всегда, только вот глаза у нее блестели. От счастья. И сама она словно бы… словно бы светилась вся изнутри. И говорит мне, мол, милая Марта — она всегда меня так называла — завтра разбуди меня часиков в шесть поутру. Я ж удивилась было — никогда-то леди так рано не вставала, все больше до полудня изволила почивать, а тут, говорит — в шесть. Ну я и спросила, не случилось ли чего. А она… ты представляешь? — Марта подалась ко мне, почти легла необъятной грудью на стол и зашептала: — Случилось, говорит. Устала я от столичного зноя и хочу отправиться на кислые воды, отдохнуть, здоровье поправить, цвет лица, опять же, улучшить. А еще, говорит, встретила я того единственного, ради которого стоит все бросить и пересмотреть жизненные… жизненные… арити… ритира…. Короче жизнь свою изменить, вот. Ну, я только и порадовалась за нее.

— А дальше что? — я тоже вперед подалась и теперь едва не касалась своим носом носа Марты.

— А что дальше? — вахтерша выпрямилась. — Дальше она к себе пошла, а я тут осталась.

— И все? — разочарованно произнесла я.

— Ну да. Все. До утра от нее ничего слышно не было, а утром, как и договаривались, я к ней в апартаменты поднялась, постучалась, значит, ну, как она и просила. А дверь-то отказалась открыта. Я и вошла. А она там… — Марта передернулась вся, лицо ее приобрело землистый оттенок. Я даже испугалась на минуту, что ей сейчас плохо станет. Но нет, доблестная вахтерша сглотнула шумно, головой мотнула и вроде как опять в себя пришла. — Сколько я в своей жизни всякого-разного повидала, такое видела в первый раз.

Я подалась вперед и с придыханием, призванным добавить ситуации трагизма, произнесла:

— И что там?

Марта поежилась и точно таким же тихим полным плохо скрываемого трагизма шепотом стала рассказывать:

— Свет, красный такой, точно из самой преисподней. Не понять откуда он и взялся-то. А еще песнопения демонические, от которых у меня аж мурашки по спине побежали. — Она передернулась, в очередной раз оглянулась по сторонам, точно бы боялась, что нас может кто-то подслушать, и снова зашептала: — И знаки магические кровью по стенам начертанные, светятся. А леди Нейрос на полу лежит, в кругу магическом, тоже кровью ейной выведенном. Горло перерезано от уха до уха, но крови нет совсем, а в груди, аккурат там, где сердце, рукоятка от кинжала торчит.

Марта замолчала, глаза закрыла, начала раскачиваться, точно бы вот прямо сейчас в транс вошла. А я тоже молчала, грызла карандаш и чувствовала, как по спине мурашки бегут. И мысли… суматошные, дерганные, в голове крутились.

Ритуал. Неужто, и в самом деле ритуал?

Страшно так стало. Вот просто до одури. И так захотелось вдруг бросить все. И статью эту, и газету, и дядю Фила со столицей вместе и рвануть домой. К маме. Там юг. Тепло всегда, правда и в столице по летнему времени жара стоит удушающая, но то другое. На юге… люди другие. И магии там меньше. Намного меньше. А еще…

Вспомнились вдруг заголовки газет трехлетней давности. Я тогда только-только в академию поступила, и первый семестр нам всем строго-настрого запрещалось покидать защищенную территорию, вроде как из-за того, что молодые необученные маги иной раз не могут справиться со вспышками своего дара и бед натворить. Только вот не в том дело было. Ведь не выпускали за ворота академии не только первокурсников. Академия превратилась в крепость, куда не то, что извне попасть — выйти из нее только по особым пропускам было можно. Это мы уже потом, когда все закончилось и академию открыли, узнали, что в столице появились сектанты. Приверженцы темного магического искусства. А темная магия, она, как известно, жертв требует. И жертв, всегда кровавых. А еще человеческих.

Ужас, что тогда в Тайре творилось. Людей резали почем зря. Столько смертей, столько горя те сектанты принесли. А когда их вычислили и арестовывать пошли, они сами себя в жертву принесли. Бабахнуло тогда знатно. Полквартала снесло, хорошо еще, что полицейские в купе со службой безопасности и тайной канцелярией успели людей оттуда эвакуировать, так что в результате последнего демарша сектантов жертв среди мирного населения не так и много было. Но до того сколько несчастных они порешили — не счесть. Даже дядя Фил, когда потом мне про все это рассказывал, бледнел и за сердце хватался, а его ничем не прошибешь, он и не такого за свою жизнь насмотрелся.

И вот опять. Ходили же тогда слухи, что не все сектанты погибли, самым ярым удалось бежать и затаиться. А если они вернулись?

— А что за знаки были начертаны? — поинтересовалась я у Марты, которая уже вроде как пришла в себя и потянулась к рюмке с самогоном, отставленной в самом начале нашего разговора. Признаюсь честно, и у меня возникло желание заглотнуть горячительного, и желательно, совсем забыть о том, что вот только что стало известно.

— Да откуда ж мне знать-то? — пожала плечами доблестная вахтерша и опрокинула в себя стопку. Зажмурилась, головой мотнула, потом выдохнула сунула в рот ломтик ветчины. — Я ж, — говорила она уже, жуя, — магическим наукам не обучена, распознать знаки колдовские не могу. Но сыщик, что тут все вынюхивал и высматривал, что-то про петли какие-то говорил.

Моя рука, держащая в это время вторую, все еще наполненную до краев рюмку с самогоном, дрогнула и расплескала мутную жидкость по скатерти. Марта на это дело глянула недобро так, но ничего не сказала.

А желание сбежать к маме стало только сильнее. «Черная петля» — это как раз таки один из ритуалов темной магии, призванная зацепить беспокойную душу жертвы и привязать ее к тому, кто, собственно, этот ритуал и проводил. И чем больше таких душ маг к себе привяжет, тем сильнее становится.