ним пришел.

Дни прошли в городах,

дни прошли на дорогах,

горный обвал по имени Крым,

перед морем дорожная пыль поднималась,

повозка катилась в степях Аккермана.

Я свыкаюсь со счастьем,

я думаю: это легко,

я думаю, голос мой крепнет,

я ливень пью,

головой прислоняюсь к стенам Парижа,

небо я пью как уста, и я вижу

ястреба, взнесенного ветром

над рощей дубовой, река

вьется внизу, на равнине,

а там, в вышине,

в предрассветных сумерках

над лесами, над селами —

день, пылающий гневом,

мятеж.

Я приду, утомлен

болтовней и напевом шарманки,

но в ушах все звучат

призывы этюда,

я привстану над пропастью,

я жадно буду ловить зовы и звуки

дрожащим алчущим ртом,

я скажу: это легко.

Перевод Е. Витковского.

БАХ

Городская свирель —

сей муж своенравный, со шпагой,

как с мелодией сентиментальной

(и представьте себе,

человек деловой, с головой),

детской радости полный

там, где плещет волна, там, где время

как живая вода.

Оттого с ним и дружат

и нагой Иордан,

и беременный небом

Евфрат.

Нет, ему не забыть

биенье залива морского

и того, кто незримо

ступал за огнем уходящим,

окликая планеты,

задыхаясь в древней тоске[8].

И порой, то ли в Кётене,

где блещет придворная музыка,

то ли в Лейпциге

(роскошь бюргеров, великолепье) —

приближается звук,

возникает то самое — вновь.

Под конец

он не слышит уже

ликованья вешнего Троицы

в трубном пении меди

(до которой — 16 футов).

Только юные флейты

бегут перед ним, танцуя,

когда он, утомленный,

нотные бросив тетради,

покидает свой дом старомодный,

чуя ветер летучий, уже

не узнавая земли.

Перевод В. Леванского.

ВРЕМЯ ЩУК

Корни,

ясеня корни,

держите меня,

я — камень в прожилках,

я падаю камнем

из земного пространства,

задетый ласточкиным крылом.

Ласточка, белогрудка, лети

по туманной тропе.

Я выхватил

горькую щуку со дна,

о камень ударил ее.

Пока не поблекла зелень,

репейником

я останавливал кровь.

Скорей уноси меня,

лодка.

Высота посветлела.

Дерево птичьих криков

раскрывает глаза.

Перевод Георгия Ашкинадзе.

ПОЛНОЧЬ В ДЕРЕВНЕ

В распахнутом небе

тяжелым шагом

бредет через тени Сатурн

и свистит своим лунам.

Из провалившейся крыши

был бы он виден, но только

дом, переполненный сном,

словно лесом,

ворочается во сне,

и над дымом его и дыханьем

распахнуты крылья дремлющих птиц.

Пусть не спугнут наших снов

сны чужие и не услышим

гомона звезд и всех

шорохов тьмы, пусть только

кровь шелестит, восходя, упадая,

под сердцем краснокаемной

черновато-синей листвой.

Утром можешь

дым и пепел высыпать в небо

пред грядущим все ближе

шагом Сатурна.

Перевод В. Куприянова.

ВОЛЖСКИЕ ГОРОДА

Прочерк стены.

Башни. Берег уступом. Когда-то

рухнул бревенчатый мост. Вдаль уводили

огнища татар. С бородой клочками

бродячий монах среди ночи

учить приходил. И зори

взрывались одна за другой, кровью

окрашивалась вода.

Обойди вокруг камня.

Здесь в стеклянный полдень

пред народом простер

Минин руку свою. Крик

крепчал над рекою — причалил

Стенька Разин. Выходили на берег —

прибрежные травы по грудь —

казаки из Сибири, леса их

шли за ними вослед.

Здесь

услышал я весть,

возвещенную человеком:

войди в свой дом

сквозь замурованный вход

и отвори окно

для прибоя света.

Перевод В. Куприянова.

ТВОИМ ГОЛОСОМ

Твоим голосом

до ночи

говорит куст ивняка, огни

летят вкруг него.

Водяной цветок в вышине

во мраке плывет.

Своими зверями

дышит река.

В заросли аира

пришел я и сплел мой дом.

Улитка

неслышно

ползет по кровле.

В линиях моей ладони

угадываю

твое лицо.

Перевод Е. Витковского.

КОНЕЦ ЛЕТНЕЙ НОЧИ

Вслед огням

над водой

чертополох

вытягивает шею.

На листьях ясеня

птица расписалась клювом.

У корней камыша пожары

алых рыбьих плавников.

Против славы

ополчилась

пыль.

Туманными столбами

по равнине движется она,

шагает по воде

и мрачно трогает

чистейший пламень.

Перевод Георгия Ашкинадзе.

АИР

Под парусом ливня

носится вой,

голубые крылья

голубь распахнул

над лесом.

Сквозь папоротник

шествует, сияя,

свет

с фазаньей головой.

Лети,

дыханье,

найди жилье,

проникни сквозь окно

и в светлом зеркале

взгляни себе в лицо,

затем беззвучно повернись,

зеленый меч.

Перевод Георгия Ашкинадзе.

ПРИБАЛТИЙСКИЕ ГОРОДА

Свет без восхода-заката.

Гладь воды, оживленная гибелью мотылька.

Дождь есть дождь.

Сквозь лохмотья небес

прорывается ветер,

сеет речной песок, дюну

ведет за моря.

Свет

возвращается

через воды. Дождь

отыскивает путь

вслед за птицами. Пестрые доски

на высоких руинах

прибиты. На них

надписи:

«Было время травы».

Перевод В. Куприянова.

РЕЧЬ

Дерево,