Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И потом я вдруг понимаю, что никакой показухи, похоже, что уже минуты две, как нет – этот самец сам ни черта не помнит, где он. Я кое-что чувствую там, внизу, на чём сижу… то, что определённо, абсолютно точно не было частью плана, и физически ощущаю, как моя собственная кровь приливает не только к щекам.
– О, боже… – не выдерживаю. – Меня сейчас…
Я хотела сказать «разорвёт», но не успела.
– Меня тоже… – признаётся Лео мне на ухо. Судя по нечёткости слов, у него губы опухли, как и у меня. – Пошли ко мне?
– Кино смотреть?
– Ага. Про любовь.
Knocked Up (Lykke Li vs. Rodeo Remix)
Daisy Gray feat. Emmanuel Franco – Solo
The XX – Together
В его ванной не оказывается ни одного полотенца, и мне приходится натянуть обратно мокрый купальник – не оставаться же голой. Он омерзительно холодный и липкий, поэтому я вначале держу его под горячей водой.
Лео уже на кровати, когда я выхожу из его ванной. Он сидит, свесив с неё босые ноги, и смотрит на меня нечеловечески огромными зрачками.
– Поцелуй меня! – это всё, что мне требуется услышать.
Всего три шага и одна половинка… чтобы оказаться между его раздвинутых ног. Всего один вдох и два удара сердца, чтобы прижаться к нему губами. Это как музыка, новый трек любимой группы, который только-только вышел в свет, и ты слушаешь его впервые, попутно наблюдая, как тебе сносит башню.
Моё сознание фиксирует смещение пространства, расплывающиеся слои красок, движение пятен. Моя память автоматически переключается в режим избирательности, и следующее, что попадает в её активную зону – я лежу на спине поперёк кровати. Лео почти сверху. Моё левое плечо намертво придавлено его грудью, живот сжимается от прикосновений его пальцев, а губы… они словно голодали, и теперь не могут наесться.
– Ты сверху… – предупреждает.
Его дыхание… истеричное. Мужчина в нём, само собой, пытается это скрыть, усмирить, успокоиться. Иногда он совсем перестаёт дышать и сжимает зубы, но не прекращает стягивать с меня намертво прилипший купальник. Мы целуемся, как умалишённые – с языками, охами (или это стоны), сталкиваясь зубами и сразу одновременно извиняясь. При этом, по тому с какой скоростью после этих извинений снова прилипаем друг к другу и опять же «клацаем» теми же зубами, совершенно очевидно, что обоим абсолютно наплевать на «облико морале».
В конце концов, Лео проигрывает вшитому в его личность стремлению блюсти достоинство:
– У меня давно… этого не было, – признаётся.
С этого момента он дышит как попало, более ни о чём не заботясь. Ему некогда – он нагло пялится ошалевшими глазами на мою грудь, потом осторожно хватает её сперва одной рукой и почти сразу же другой. Он делает это грубо и нежно в то же время. Так можно? Оказывается, да.
Впрочем, мне наплевать – я трогаю его везде, где могу дотянуться, и пальцами, и ладонями, и… языком тоже, да. И не всегда нежно. Слишком долго я запрещала себе даже думать, не то, что мечтать или воображать всё это… трогание, сжимание и поглаживание, стискивание зубами, целование, облизывание. О, Бог мой! Я не виновата… в этом. Разве можно призывать к ответственности одинокую женщину, кровь в венах которой близка к температуре кипения?
– Снимешь мою футболку? – глухо просит где-то между моими правой и… левой грудью.
– Давай…
Трясущимися руками хватаю её за края и сама же с него стягиваю. Откуда только силы взялись? От вида его обнажённой груди у меня голова кружится, рот наполняется слюной. И что странно, сейчас Лео совсем не кажется худым, даже напротив. При этом штанов на нём давно уже нет, и, хотя мне нелегко это принять, я сама их с него стянула ещё до начала полной ополоумевшей сессии трогания и… далее по списку.
Мои ладони обтекают его плечи, руки, обводят тату на тыльной стороне предплечья, гладят его грудь, живот.
– У тебя презерватив есть? – осеняет меня прямо посередине впитывания его обнажённой красоты «целиком».
– Нет, – качает головой, а в глазах мольба. – Я на живот…
– Окей… Скажешь, когда?
– Конечно… не беспокойся… У меня реакция, как у гепарда!
– У него скорость, а не реакция!
– А у кого реакция?
Всё это, само собой, обсуждается без отрыва от ощупываний. Думать некогда, поэтому выдаю первое, что приходит на ум:
– У колибри?
– …у колибри, – соглашается, но, по-моему, он уже даже не помнит, о чём была речь.
От моего первого движения, вернее, нашего совместного движения, потому что его натренированные руки сильнее моих ног, глаза у Лео становятся похожими на карамельные океаны. Он на всё время «протискивания», которое сам контролирует (а разве могло быть иначе?), совершенно естественно перестаёт дышать и раскрывает их широко, потом, когда мы вжимаемся так плотно, как это возможно, у него словно кончаются силы держать их открытыми. Я тоже закрываю глаза. Вернее, они делают это сами, потому что от ощущений, которые распирают изнутри, весь внешний мир теряет какую-либо значимость.
Я умираю на мгновение. Потом буду болезненно сожалеть, но потребность признаться в этом сильнее гордости, разумности и достоинства вместе взятых и помноженных на сто, и я признаюсь шёпотом ему прямо в губы:
– Я бы с радостью родила от тебя ребёнка…
Я бы с радостью родила вообще ребёнка, хоть и предпочтительно от тебя.
Моя рука слишком жадно сжимает его в том месте, которое отвечает за детей, и ей не следовало этого делать. Он только успевает простонать «Лллея…» и тут же рывком практически отбрасывает меня к себе на живот. От ощущения тепла на пояснице в довесок к одновременно извиняющемуся и обвиняющему взгляду Лео, я готова заплакать. Но он снова резко и без предупреждения сдвигает меня ещё дальше…ближе к его лицу, и я уже задыхаюсь от мысли об этом – я не знаю, каково это, ощущать на себе рот мужчины, его язык, губы – никто не делал для меня этого раньше. Я сжимаю спинку кровати зубами и едва ли не крошу её же пальцами, когда первый за последние четыре года оргазм снимает всё накопленное в моих мышцах и ответственных за рождение детей органах безумие… напряжение.
Lykke Li – Unchained Melody
Я просыпаюсь первой. И пока размышляю о жизни вообще и в частности, луч солнечного света взбирается с пола на кровать, вскарабкивается на мой нос и, когда, наконец, добирается до лица Лео, он открывает глаза.
– Ты не зашторил до конца окна, – говорю ему, морща лоб.
– Да? – вопрошает он сконфуженно.
Последние минут тридцать я пыталась припомнить, что было после концовки. Ну просто, её я помню, а что дальше – нет. Самое страшное и неловкое было бы, если бы я вырубилась прямо на нём, и ему пришлось бы потом меня перекладывать. Сил у этого парня ну очень много, как выяснилось этой ночью, но всё-таки как-то неловко. И ведь даже не пила! Иногда я сама от себя устаю. Мне очень-очень иногда не достаёт здравости.