окликнул зам своих коллег. – Ира с Тэрой, вы тоже нужны, подгребайте поближе, нам надо составить план по завоеванию мира! Э, то есть, сердца!

– Неужели у Мишани на примете есть та, что сделает его счастливым! – воскликнула слишком восторженно Гира. – Какая невероятно радостная весть!

– Почему радостная? – недоумённо посмотрел на неё химик.

«Гира, хорош палиться!» – одними губами прошептал Станаквер, грозно зыркнув на неё из-за спины Мишани. А ему ответил:

– Ну а чё, эта новость печальная? Любовь – это зашибись, ща устроим тебе всё по-красоте, будешь самым счастливым на свете.

– А почему вы вообще решили, что надо обязательно что-то устраивать? – осёкся студент.

– Потому что именно так должны поступать друзья! – ещё более торжественно заявила Гира. Да чтоб тебя. – Я чувствую, что мы не просто так приехали именно в данный город Чен и познакомились с Мишаней! Мы не просто так встретим здесь замечательный праздник Новый год! Мы воплотим мечту в жизнь! Сделаем сказку былью!

– Ёпт… Тэра, а сколько Ира выпила?– шёпотом обратился к девушке Лэн.

– Оу, не знаю… Это бутылка три, – она указала на полупустую тару с вином. – Actually, мы редко пьём, на Момевра не популярен алкоголь.

– Вот это настрой! Мишаня, ты видишь? – громко заявил Стасян, перебивая Гиру, спасая её и всю команду от краха. – Мы тебе подсобим! Расскажи нам лучше про Светлану.

Студент повторил им свою грустную историю, как Света, любящая балет и поэзию, изучающая несколько языков, увлекающаяся культурой Азии, предпочитающая вечера с книгами вместо пьянок, френдзонит его, потому что считает несерьезным.

– Может, тебе в балет податься? – предложил первое, что пришло в голову, Шмин.

– Не буду я в колготках по сцене скакать! – возмутился Мишаня.

– А без колготок будешь? – не унимался длинноволосый.

– Вообще не буду! Сцена – это не моё.

– Расскажи нам, что – твоё? – спросил Лэн.

– Эм… ну не знаю… тусоваться люблю, в игрушки пострелять, на футбол сходить.

– Ну есть что-то, что не касается пьянок? Что может подтвердить, что ты взрослый и серьёзный парень? – наступал кэп. – Может, тебе на работу устроиться? Или наукой заняться на факультете, есть такая возможность?

– Ну скукота же, – ответил студент.

– Да у тебя даже имя несерьёзное! Мишаня! – выпалил Лэн. – Как тебя по паспорту зовут?

– Михаил Иванович…

– Вот! Как члена политбюро! То, что нужно, очень серьёзно! – заржал Шмин. – Давай с этого начнём, с уважением к тебе будем все обращаться.

– Да ну вас, – Мишаня почти обиделся. – Сам вообще Аминь! А моё имя чем не угодило…

– Пацаны, вы гоните, – засмеялся Стасян, вытянув между парнями руки в примирительном жесте. – Михал Иваныч, ну камон, ты даже Свету исключительно Светкой зовёшь, а ей, может, не по кайфу? Можно же начать с имён!

– Ну ладно-ладно, – тихо сказал студент. – Будто это прокатит…

– Я думаю, что хорошим жестом внимания и интереса с твоей стороны станет приглашение Светланы в кино, например, или на премьеру балетной постановки, или в театр, – предложила Ира. – В вашем городе есть заведения культуры?

– В кино можно сгонять, конечно, – неуверенно ответил Мишаня. – Только Светка… то есть Света… она не согласится.

– А давайте с ней познакомимся мы? – заявил зам. – Она в городе сейчас, да? Пусть Тэра её покорит! С тобой же сработало… ну я имею ввиду, знакомство случайное…

– А почему бы и нет! Пусть Света станет частью компании, и уж мы-то ей расскажем, какой ты классный! – поддержал кэп.

– Только ты реально должен быть классным, – подтвердил Станаквер. – А то нам стрёмно потом за тебя будет, – он заржал.

– I think, Мишаня – хороший мальчик, – вставила свои пять копеек Тэра.

– Да-да, и давайте за это выпьем! – воодушевился Шмин. – И за то, чтобы всё у нас получилось!

Когда они наполнили стаканы и рюмки и выпили алкоголь, Мишаня слегка наклонился к заму и очень тихо спросил:

– Слушай, а Тэра точно из Канады?

– А что не так? – слегка напрягся Шмин.

– Ну она просто английские слова пихает в разговор так, будто выучила несколько по словарю и теперь ей надо обязательно их сказать. У меня так одноклассница делала, чтобы все знали, что она ездила в языковую школу в Англию.

Длинноволосый захохотал от души:

– Но при этом речь Иры тебя не смущает вообще ни разу?

– Эм, ну она тоже странно говорит, как ведущие в загсе… или как чиновники… да все вы как-то странно разговариваете, – студент посмотрел на зама с недоверием. – Казань – другая планета, что ли…

«Как же ты прав, Мишаня, про другие планеты! Знал бы ты», – подумал Шмин, но в ответ только рассмеялся.

9.

Станаквер открыл глаза и не сразу понял, где вообще находится. Голова была запрокинута в каком-то неестественном положении, и шея ныла так, что повернуть её было страшно. Брюнет сделал это с трудом, не сломав, к счастью, ни одного позвонка, потом медленно вытащил правую руку из-под спины, попытался аккуратно разогнуть колени, вытянуть ноги вверх – и благополучно свалился с кресла на холодный пол. Да твою! Это ж надо было умудриться!

Только глядя снизу вверх на кресло, Механик понял, что спал ногами на подушке, упершись ими в спинку кресла,… Как он так уместился? Как вообще до этого додумался? Зачем?

Он поднял голову и обнаружил, что на одном диване храпят Шмин и Лэн: они улеглись «валетом» и во сне обнимали ноги друг друга; а на соседнем диване – свернулись в клубочки девчонки. В комнате стоял непередаваемый аромат вчерашнего алкоголя.

Станавкер решил встать и открыть форточку, потому что дышать было просто нечем, но только предприняв первую попытку, проклял всё на свете – похмелье приложило тяжеленной битой по голове, и Механик невольно прижал ладони к черепу, пытаясь удержать его на месте и надеясь, что это ослабит хватку боли.

Спасти его не могло ничего.

Он всё-таки встал, еле доковылял до форточки и кое-как открыл её – в квартиру немедленно проникли холод и свежесть декабрьского утра. А точно ли утро? Механик глянул на настенные часы – стрелки показывали без пяти десять. Ну класс, правда, зачем отсыпаться, если лёг спать только часов в пять утра, да?

Зло шипя и проклиная всё на свете, он поплёлся на кухню добыть воды. Чип подсказывал, что от похмелья нужны таблетки и огуречный рассол – и Стасян понятия не имел, где это взять. У него никогда не было такого плохого состояния, как после русского алкоголя. На Центравере знали толк в пирах, но даже после беспробудного недельного пьянства там он никогда так не страдал. Как же захотелось утопиться в