– Я не хотел возвращаться после первого сеанса.

– Замечательно, господин Энгельхард, – говорю я, – теперь все становится ясно, только вот… – Я пытаюсь спровоцировать его и в то же время отвлечь от ощущения, что меня задела его критика.

– Ну, и кроме того… – он все ходит вокруг да около, – вам не так уж много лет, не правда ли? И у вас еще нет такого большого опыта работы.

– Что мне может посоветовать этот зеленый юнец, чуть ли не моложе меня, да? – спрашиваю я.

– Точно, – улыбается он и, похоже, ему нравится открыто выражать свой гнев.

Энгельхарда раздражает то, что он сидит в кресле клиента, а я в кресле терапевта. Я, наконец, спрашиваю его, как он себя чувствует, испытывая такие неприятные чувства здесь и сейчас.

– Необычно, и довольно сложно признать все это!

Энгельхард на мгновение замолкает, а затем рассказывает мне про книги о мужчинах. В них много говорится о «мужской энергии» и «силе», но гораздо меньше о стыде, гневе или зависти. Он действительно со злостью в голосе говорит об этих книгах, поэтому я спрашиваю его:

– А на кого или на что вы еще злитесь?

Он слегка пугается, но затем приходит в себя и тихо говорит:

– На мою партнершу!

Мы решаем, что поговорим о его злости на подругу во время следующего сеанса. Он обещает вернуться.

Когда мальчики переходят на второй этап развития своей идентичности, они уже значительно удалились от себя. Как правило, они и дальше идут этой дорогой, никуда не отклоняясь. Таким образом, мальчики и мужчины идут дальше и дальше из своего внутреннего мира во внешний мир: они развивают многочисленные тенденции к экстернализации.

Тенденция к экстернализации является центральным принципом в процессе развития мужской идентичности. Почти каждая типичная для мужчин особенность характера или поведения формируется этой внешней ориентацией. Поэтому более глубокое понимание этого основного принципа необходимо, если мы хотим понять путь к мужской идентичности. Начнем со сложного тезиса:

Принцип экстернализации является одновременно следствием, причиной и стратегией отсутствия доступа к собственным чувствам.

Итак, по порядку: отчуждение от своего внутреннего мира вынуждает мужчин ориентироваться на внешний мир. Если собственные чувства являются руководством к действию, мужчины, которые в значительной степени лишены доступа к этим чувствам, неизбежно вынуждены искать мотивы для действий вовне (в политических идеологиях, в профессиональных целях). Мужчины также нуждаются в поддержке извне для своего личного удовлетворения, потому что внутренняя эмоциональная реакция на удовлетворение их собственных потребностей (или невозможность этого удовлетворения) отсутствует. Сошлемся на мнение общепризнанного эксперта в области сексуальности: посткоитальный вопрос «Я был на высоте?» имеет смысл только в том случае, если мужчина сам совсем не чувствует свои ощущения и ощущения своей партнерши в процессе интимной близости. Здесь экстернализация является прямым следствием отчуждения от собственного внутреннего мира.

В то же время постоянная тенденция к экстернализации все более затрудняет доступ к собственным чувствам, и возникает порочный круг: чем больше человек ориентируется на внешние сферы жизни, тем больше он отдаляется от своих чувств. В связи с этим экстернализацию также можно рассматривать как причину сложности контакта со своим внутренним миром.

Склонность к экстернализации может проявляться в очень разных формах поведения или отношения к жизни. Таким образом, существуют различные формы экстернализации, такие как рациональность, самопредставление или дистанция от тела. Эти три аспекта, например, сразу дают понять, что их можно «использовать» для предотвращения эмоциональности и ориентации на свой внутренний мир. Таким образом, все тенденции к экстернализации являются стратегиями для подавления чувств. Эти различные стратегии экстернализации будут подробно обсуждаться в четвертой главе «Традиции и обычаи».

Главным следствием прогрессирующего отказа от чувств у многих мужчин является склонность к абстракции. Или это даже стоит назвать принуждением к абстракции? По сути, использование абстрактных идеологий в качестве поддержки своих поступков является вынужденным следствием отказа в доступе к собственным чувствам. Каждый, кто не может воспринимать внутренние побуждения к действию, зависит от получения инструкций извне или от общих принципов или оснований. Это не означает, что любые связанные с идеологией мышление и действия в корне далеки от чувств. Тем не менее догмы, будь то политического, гуманистического или научного характера, особенно хорошо подходят для обоснования действий, которые предпринимаются не из внутренних побуждений. Еще более печально то, что трудный доступ к собственным чувствам всегда приводит к огромной беспомощности и чрезмерным требованиям к мужчинам, поскольку внутренняя мотивация отсутствует. По иронии судьбы беспомощность, с которой мужчины так активно борются, является главным «чувством мужчины». До тех пор пока мужественность продолжает формироваться посредством обходных отождествлений и отторжения эмоций, от этой особой беспомощности мужчинам избавиться невозможно. Еще хуже: не только отсутствие ощущений создает беспомощность – сознательное принятие чувств также приводит к беспомощности у многих мужчин, в данном случае к беспомощности из-за неизвестности. Мужчина, который впервые сталкивается с некоторыми из своих ранее подавленных чувств, не знает, что делать с этими неизвестными эмоциями.

Тем не менее эта последняя форма беспомощности является более позитивным вариантом: она дает возможность найти способы борьбы с ней, подходящие каждому конкретному мужчине, и опробовать их. С другой стороны, эта форма беспомощности, которая возникает в результате подавления эмоций, подчиняется принципу отторжения эмоций. Поскольку он диаметрально противоречит усвоенному понятию «мужественность», он снова вызывает отторжение. В результате беспомощность – своя собственная и других мужчин – вызывает презрение. Такое осуждение беспомощности и слабости приводит к компенсаторной идеологии власти и подавления, героизма и господства.

В конце пути возникает конфликт: эмоциональной живости и внутренней потребности противостоит почти профессиональная защита от чувств. Это притягивает мужчину к чувствам, но и одновременно отталкивает от них. Опасность этой дилеммы усугубляется тем, что она редко бывает действительно осознанной. Для большинства мужчин активное изучение собственной «мужской дилеммы» вряд ли возможно.