— Я перезвоню, — сказал он молчащей в трубке Дарье, подошел к бару и налил себе стакан коньяка. Выпил половину, и его пронзила мысль: «Как же я поеду в аэропорт? Вызывать такси нельзя, понятно, что за ним следят, на своей машине он мог бы запутать следы. Доехать докуда-нибудь, оторвавшись от хвоста, проголосовать бомбилу… Значит, за руль посажу Алю».

— Аля, зайди ко мне! — позвал, распахнув дверь.

Ожидал, что снизу будут доноситься вопли и стенания, но было тихо. Сколько же времени прошло? Посмотрел на часы — десять. И в последний, и в предпоследний раз, когда смотрел на часы, было десять. Я же батарейку сто лет не менял. «Крокозябр», — вдруг услышал он внутренний голос.

— Сам крокозябр, — парировал Дима. И сдавил виски: «Кажется, я схожу с ума».

Аля не шла. Дмитрий Евгеньевич заглянул в ее комнату, в детскую — никого. Он спустился вниз, в гостиную. Застал там только Веру Сергеевну, уносящую остатки грязной посуды.

— Где все?

— Кто вас интересует, Дмитрий Евгеньевич? К Кате приезжала «скорая», сделала укол, подруга увезла ее к себе домой, Аля с Елисеем и Зоей Федоровной уехали, просили передать, что улетают в Америку, навсегда, к Алиному мужу. Евгений Викторович, наверное, у себя в домике, я не проверяла. И я бы хотела сейчас получить расчет, Дмитрий Евгеньевич. Возраст, знаете, не справляюсь с такими нагрузками. До зарплаты осталась неделя, так вы эти деньги вычтите, а я утром уеду.

Дима ничего не сказал и направился в домик. А потом вспомнил, что надо перезвонить Дарье. И узнать, который час. Через пять часов — теперь непонятно, от чего отсчитывать. Поздно звонить нельзя, а сейчас, судя по всему, уже ночь. Поплелся в кабинет, телефон из «тайной жизни» оставил там, здесь в кармане носил тот, что из «явной». По дороге думал: «В Бога я не верю, я верю в то, что одни действия влекут за собой другие. Вера Сергеевна не хочет больше работать после сегодняшнего скандала. Она же поняла, что все сыпется, зачем ей это? Васю переманили потому, что власть в нашей стране значит больше, чем все остальное. Я могу платить, а она может убить. Да и заплатить может больше, у нее кредит неограниченный. Часы остановились потому, что я забыл вовремя поменять батарейку. Сюрприз с дочерью — оттого что у меня не было времени с ней поговорить, а то бы я знал… А может, и не сказала бы: не доверяла мне, потому что у меня такая работа. Была такая работа. Лева — ну что Лева, заложник, ему-то впаять срок несложно. Осталась только Дарья, и она теперь в заложницах».

— Это я, прости, что не сразу.

Вместо Дарьи ответил незнакомый мужской голос.

— Это Иванываныч, я вас внимательно слушаю.

— Что-что? — Дима хоть и предполагал такой поворот событий, но все же растерялся. Голос Иванываныча был совершенно другим.

— Раз голос изменил, значит, боишься, — Дима собрал в себе последние наступательные силы..

— Мне-то нет нужды менять голос, Дмитрий Евгеньевич, и вообще что-либо менять, нас, Иваныванычей, много, считайте, что к вам наведывался мой брат-близнец. Пока, знаете, один спит — другой работает. Тандем.

— М-да. Вы взяли Дарью в заложницы?

— Как можно, Дмитрий Евгеньевич! Я только хочу помочь ей разобраться в своих чувствах. Застал, знаете ли, ее с вашим помощником, Джеком — у них тут любовь-морковь. Она так страдала, так страдала, не знала, кого выбрать, а теперь и выбора не осталось: вы же сбежать собрались? Моя задача проста: стоять на страже истины, которая до геополитической катастрофы называлась правдой.

Он говорил ровно с теми же интонациями, как и «его» Иванываныч. Школа у них там, подумал Дима.

— Про викиликс слышали? Вот мы с Иван Иванычем такие викиликсы-василиски. Как, впрочем, и вы. Так что все мы коллеги. — И он гаденько засмеялся.

— Передайте телефон Джеку, — Дима не мог поверить в сказанное. Дарья — скромная, безропотная, предана ему. Она не могла.

Он услышал голос Дарьи.

— Все в порядке, можешь лететь. — И еле слышно:

— Прости, но иначе у меня отнимут детей, теперь же это законно, ты знаешь. Ради них.

Дмитрий Евгеньевич пил коньяк прямо из горлышка.

— Батарейка — понятно, Вася — понятно, — бормотал он, направляясь к домику, но теперь все превратилось в крокозябры, как карета — в тыкву, царевна — в лягушку, и с этим ничего нельзя сделать. Он стоял на пороге домика и боялся войти. Телефон дернулся в руке. Пришло сообщение от его «самолета»: «Не получится».

— Не получится?! — Дима смотрел на дисплей, будто ему пришел ответ от гадалки: «карты не сошлись». Он сам когда-то давно отказался от этого выражения, решив, что у него все всегда должно получаться, и другим тоже отвечал «да» или «нет», но никогда не говорил: «не получится». И все не то что «получалось» — он прикладывал усилия, добивался, шаг за шагом, учился у других, был внимательным, ответственным, не зарывался. Еще сегодня днем он был уверен, что честно заслужил все, что у него есть, и потому оно прочное, надежное, вечное. Чего же он тогда не понял, чего?

Рано утром Иванываныч-1 позвонил Иваныванычу-2 и торжествующе сказал:

— Читаю тебе новость на сайте нашего родного «Взбляда». «Вчера около 11 часов вечера владелец ЗАО „Утилитис“ Незовибатько Д.Е. предположительно застрелил на собственной даче своего отца Пукина Е.В., после чего застрелился сам. На месте происшествия был найден пистолет с глушителем, его принадлежность устанавливается. Кровавая драма развернулась на праздновании семидесятипятилетнего юбилея Пукина Е.В. У отца были давние имущественные претензии к сыну, учитывая, что кроме Незовибатько Д.Е. у него было еще пятеро детей от второй жены. На семейном торжестве, изрядно выпив, Незовибатько Д.Е. во всеуслышание заявил, что продал свою фирму и что у него есть другая семья с двумя детьми, после чего его законной супруге была вызвана „скорая помощь“, и она покинула дом. Ведется следствие».

— Ну ты даешь, старика-то не жаль? Над своим вон как трясешься.

— Да его уже считай что не было. Вася заходит, дверь открыта, а старик стоит посреди комнаты и с кем-то яростно спорит. На Васю — ноль внимания. Вася замялся, начал было комнату обследовать, пока не допетрил, что старик разговаривает сам с собой. А Васю, который перед его носом, — в упор не видит. Говорит, даже думал отвалить потихоньку — но приказ есть приказ. Черт его знает, помешательство бывает и временным, а в юности он такой был, бля, правдоискатель, что ты! Даже отмотал пятерку, так что ну его на хрен. И такой смешной момент — старик орет благим матом: «Мое последнее слово? Слушай. Я отказываюсь от гражданства Российской Федерации, так что и судить меня не за что».

— И что?

— Ну и все. Он даже выстрела не почувствовал, сказал: «Я не ваш» — и рухнул замертво.

— А жена?

— Все спокойно. Она не в курсах, а про ту девку узнала — возненавидела до конца жизни. Примет версию следствия с большим облегчением.