– Отец, мама думает, что Сейбл вернется.

Джейкоб медленно вздохнул и потер грудь, где навсегда засела боль за его жену и ребенка.

– Я знаю. Сейчас ей было бы двадцать семь.

– Ты ведь никогда не верил, что это Мария ее похитила, правда?

– Ни секунды. Я знал отца Марии и знаю ее семью. Мне неприятно, что это так на них отразилось и им пришлось переехать отсюда. Но факты говорят, что Мария пропала и пропал ребенок. И монета исчезла, которую ты положила около колыбели. Я нанял детективов, которые много лет занимались этим делом, пытаясь найти Марию, но они ничего не раскопали. Ты носишь монету. Это убережет тебя. Фейт не надо волноваться, что еще один ребенок исчезнет.

– Со мной все будет в порядке, папа, – повторила Микаэла нежно. – Как ты думаешь, проклятие Обадаи действительно имеет силу? Ты веришь, что монеты приносят несчастье, если их владелец не из рода Лэнгтри?

– Я от всей души молюсь, чтобы это было так. – Низкий голос Джейкоба выдавал плохо скрываемое волнение. – Каким же чудовищем нужно быть, чтобы отнять шестинедельного ребенка у матери? Они заслуживают самого страшного ада. Клеопатра использовала это проклятие, чтобы пугать людей, и ей удалось собрать все монеты вместе. Твоя мать нуждается в том, чтобы это дело в конце концов закончилось – мы все в этом нуждаемся. Если обнаружатся две пропавшие монеты, это, возможно, поможет нам жить дальше.

Из дневника Захарии Лэнгтри:

«Я никогда не видел женщины более элегантной и величественной, чем эта дочь индейского племени, которая тогда в горах похитила мое сердце. Дочь торговца – в тот день она собирала ягоды и наткнулась на меня, когда я приходил в себя после схватки с гризли. Медведь лежал неподалеку и был уже не страшен, мой охотничий нож, пронзивший его горло, по-прежнему торчал в шкуре зверя. На самом деле я не был так уж сильно ранен и искал жилу и иголку, чтобы зашить свои раны. Но женщине достаточно было лишь прикоснуться ко мне, чтобы я немедленно попал под ее очарование».

В дверь отрывисто постучали. Микаэла помедлила, прежде чем отозваться. Сейчас, когда она собирала себя буквально по кусочкам, Харрисон Кейн-младший был человеком, которого она меньше всего хотела бы видеть. Конечно же, мама пригласила его, и время он выбрал безупречно, – Микаэла, погруженная в собственные мысли, была одна и совершенно беззащитна против его спокойной логики. Она выключила лившуюся из динамиков музыкального центра музыку, под которую выполняла легкие разминочные упражнения так успокаивающей ее аэробики, и выглянула в окно.

Она увидела машину Харрисона – мощный блестящий черный пикап без обычного для Вайоминга сельского украшения: слоя пыли и грязи на бортах. Автомобиль, остановившийся на подъездной дорожке дома Лэнгтри, напоминал своего хозяина – дорогой, солидный, мощный. Он производил впечатление чего-то незыблемого и абсолютно стабильного.

Микаэла мгновение постояла, раздумывая. Если притвориться, что ее нет дома, и не ответить на стук, Харрисон все равно не уедет. Он отправится в мастерскую матери; и Фейт приведет его обратно в дом.

В ее семье Харрисон всегда старался быть вежливым и ненавязчивым, и эта черта очень раздражала Микаэлу. Ее также возмущали рассудительность Харрисона и его безупречные манеры. Но самое большое негодование вызывало у нее то, что он мог смутить ее одним проницательным взглядом своих серых, затененных ресницами глаз. Поскольку Харрисон был фактически членом семьи и его наверняка пригласят на обед, сейчас Микаэла могла покончить хотя бы с первым сражением. Она рывком распахнула дверь.

– Ты опоздал. Мама ждала тебя к обеду вчера.

Микаэла не была готова увидеть эти гладко причесанные волосы, блестящие на утреннем солнце. Она забыла, как на нее действуют эти суровые брови и ресницы, слишком длинные для мужчины, эти глубоко посаженные глаза и резкая линия широких скул. Не будучи красавцем, с его переломанным носом и тяжелой челюстью, Харрисон тем не менее не принадлежал к числу тех, кто остался бы незамеченным в толпе. Он был высок и широк в плечах. Его руки были слишком крупными и мощными для человека, который проводит большую часть времени в офисе.

– Я звонил Фейт. Она была предупреждена.

Серые глаза Харрисона скользнули по спортивному костюму Микаэлы – черной маечке и плотно облегающему, желтому в полоску трико. Взяв конец полотенца, которое Микаэла накинула на шею, Харрисон вытер капельки пота с ее лба. Микаэла отпрянула. Она почувствовала неловкость от близости мужского тела, пахнущего дорогим парфюмом. Кожа словно горела от прикосновения руки Харрисона, и Микаэла еще раз провела по лбу полотенцем, пытаясь стереть это ощущение.

Как обычно, Харрисон был безукоризненно одет, а его идеально отглаженный, явно не из магазина готового платья, серый в тонкую полоску костюм, очевидно, был дорогим и сшит не в деревенском Вайоминге. Микаэла подняла голову и посмотрела в лицо Харрисону. Взгляд его серых глаз, как обычно, был закрытый, настороженный и изучающий.

Жесткий рот слегка изогнулся в улыбке:

– Ты не хочешь пригласить меня в дом?

– Что за вопрос? – фыркнула Микаэла. – Ты же знаешь, что можешь войти в него в любое время суток.

Она отступила, пропуская Харрисона в комнату.

Он подошел к окну, что выходило на поля Лэнгтри. Они тянулись до самых Скалистых гор. За окном висел туман, который вот-вот мог перейти в мелкую морось. Микаэла внимательно смотрела на Харрисона – на его сильную спину и небрежную позу. Он был расслаблен, уравновешен, во всем его облике чувствовалась успешность, и Микаэлу раздражало, что Харрисону известно о ее неудачах.

– Хорошо, давай покончим с этим.

– Не нужно нервничать, Микаэла. Я не кусаюсь.

Слова обволакивали се, заставляя напрягаться ее тело; возникало странное ощущение, что Харрисон при желании мог отщипывать от нее по маленькому кусочку.

– Зато я кусаюсь! – огрызнулась Микаэла.

Близость Харрисона раздражала ее, она чувствовала себя уязвленной. Отчего бы это? Микаэлу смущал запах его тела. Его близость. Стальной блеск его глаз.

– Знаю, – едва заметно улыбнулся Харрисон.

Он медленно повернулся, неясный свет выхватил жесткие черты его лица.

– Я сожалею о том, что с тобой произошло, – произнес Харрисон ровно. Его низкий, почти хрипловатый голос прозвучал слишком интимно для такой большой комнаты.

Значит, он сожалеет. О чем? О том, что она потеряла человека, за которого собиралась выйти замуж, потеряла карьеру, на достижение которой положила едва ли не всю свою жизнь? А Харрисон в своем уютном гнездышке, видите ли, «сожалеет».

Сегодня он просто идеально подходил для ее мрачного настроения: закаленная сталь, готовая скреститься с ее твердостью. У них была длительная история стычек и дуэлей. И сейчас Микаэла жаждала этого – схлестнуться с Харрисоном, встряхнуть эти превосходно сдерживаемые эмоции и увидеть мрачную решимость в его глазах – свидетельство того, что в его броне появилась трещина. Такая разрядка нужна была Микаэле больше, чем занятия аэробикой. Ей хотелось снять напряжение, накопившееся в теле, отпустить себя. Из Харрисона всегда получался отличный спарринг-партнер, и Микаэла уже предвкушала, как набросится на него.