Я не грежу тридевятым царством,

Всё, что можно было упустив,

Я свою любовь сменял на блядство,

А себя на песенный мотив.

Но, как ни крути, себя пытая,

Я не вывел новый чистый звук

И смирился. Когда час настанет,

Я увижу пару нежных рук.

Пальцы мне опустятся на веки,

Ласково закроют их. И вот…

Дом тоски. Без тени человека.

Человек в нём больше не живёт.

«Листаю книгу – там гербарий…»

Листаю книгу – там гербарий

Я сразу вспомнил свое детство.

Потом поехал в колумбарий

И застолбил там себе место.

«Боли такие фантомные…»

Боли такие фантомные,

И прошлое – настоящее.

А нынешнее – бестолковое.

И, как провода гудящие

Башка, словно улей в панике,

Кровью тяжелой налитая.

Мы в жизнь вошли как избранники,

а выйдем оттуда избитые.

«Сегодня жить особенно не хочется…»

Сегодня жить особенно не хочется:

Мешает ощущение стыда.

Как старый энурезник, небо мочится

И что-то грудь сдавило, как удав.

Я б даже что-нибудь сейчас и выплакал

Да только обезвожен, потому

Что я вчера намного больше вылакал,

Чем мог мой организм потянуть.

Пропахший полуночной электричкою,

Раздавленный похмельем, как пятак,

Считаю время выжжеными спичками

И разгребаю мыслей кавардак.

Но память этанолом запечатана…

Скажи что было – я не удивлюсь,

Фрагменты отрываются заплатами

И в этом даже есть какой-то плюс.

Короче, жизнь моя и так несладкая…

Я брошу пить! На этот раз совсем!!!

И, в магазин зайдя за шоколадкою,

Кассирше прошепчу: "Вина… 0,7"

Репка (современная сказка)

Летело в землю реповое семя,

Не зная как само туда попало,

Но, в чаяньях больших, росток давало

И ввысь тянулось, обгоняя время.

Без удобрений, лишь дождём да светом

Питаясь, на волне энтузиазма,

Плод не осознавал судьбы сарказма

И наливался ярким жёлтым цветом.

А в это время дед лежал с циррозом

Под капельницей, проклиная бабку,

Сморкался шумно в половую тряпку

И жаждал алкогольного наркоза.

А бабка, еле волоча сандали,

В аптеку шла, с мечтой об инсулине,

Трепалась в коридорах поликлиник

Про то, что снова пенсию не дали.

Про то, что от чего-то дохнут куры,

Что в огороде некому копаться,

Что жизнь она связала с тунеядцем,

И справедливо называлась дурой.

А внучка, вопреки расхожим шуткам,

Уехала и зацепилась в центре,

Не став на тридцать третьем километре

Известной гонорейной проституткой.

Уныло посещает alma-mater,

Читает в «Cosmopolitan» советы.

Она не из дешевых профурсеток —

С ней спать достоин тот, кто больше платит.

А репа в это время разрасталась,

От солнца прикрываясь листьев сенью,

И ожидала свой триумф осенний,

И верила: совсем чуть-чуть осталось.

Собака с кошкой – горе-волонтёры!

Им дела нет до репы, им бы мяса.

На них уже надеяться напрасно,

Ведь по деревне рыщут живодёры.

И даже мышь, что славилась сноровкой,

Не сможет ситуацию поправить:

От ней уже осталась только память —

Она давно попалась в мышеловку.

Вот так вот каждый занят выживаньем,

Капризы случая для них всегда нелепы.

Понятно, что тянуть большую репу

Ни у кого нет сильного желанья.

Нет, человек не злобен по природе.

Он – раб судьбы, её противник слабый…

Не стало деда, кошки, Жучки, бабы

И репа догнивает в огороде.

«Я не люблю быть на улице…»

Я не люблю быть на улице,

Там тошно и неуютно,

Повсюду дома сутулятся,

И в спину тайком плюют. Но

Квартира ведь тоже клетка,

Романтики скажут хором.

В ней каждая табуретка

Глядит, мол, немым укором.

Ну ладно, допустим, вышел,

Но только с условием: к ночи.

Дождь засопливил по крышам,

И будто сожрать меня хочет,

Накрыл пеленой бесцветной

Вцепился в меня пираньей…

Я промочил сигарету,

Она оказалась крайней.

Но это не слишком грустно,

Ведь спички оставил дома.

Вот так осознал искусство

Приёмчиков против лома.

Но я ничего. Я выстою.

Разбитый дождем и полночью.

Прошляюсь походкой быстрою,

Людей называя сволочью.

От этого прежде легчало,

Хотя понимал чуть позже:

Во мне человека мало,

А сволочи как-то больше.

«Я хочу, чтоб это сделал друг…»

Я хочу, чтоб это сделал друг:

Чтоб бутылкой только что распитой,

О бетон на лестнице разбитой,

Ткнул меня как плавательный круг.

Я хочу, чтоб мыла взяв кусок,

Не скупясь, не помня про обиды,

Он веревку мылил не для виду

И крепил на крюк, под потолок.

Я хочу, чтоб сильною ногой

Он сломал гнилую табуретку.

Не взыщу. И на листочке в клетку

Напишу, что кончил сам с собой.

Напишу, что нет ничьей вины,

Благодарность выскажу конечно.

Вот везёт нам, почему-то, грешным…

Для чего ж ещё друзья нужны?

И, считая каждый сердца стук,

(ведь любой окажется финальным),

Осознаю: это гениально,

Хорошо, что это сделал друг.

«Частицы морфия бежали по трубе…»

Частицы морфия бежали по трубе,