Потом служанка открыла дверь и махнула рукой. Наевшись, как Тузик, я переваливалась с одной ноги на другую и не поспевала следом. Мы остановились у резных створок, прислуга бесшумно отворила их, и когда я вошла, оказалась в большой комнате с аскетичной обстановкой.

Мозаичный пол. На одной из бежевых стен красовалась цветная фреска, изображавшая скакуна, мчавшегося по воде, с развивающейся гривой. У окна трепыхались алые кисейные занавески. А рядом стояли два стола: большой, за которым восседал Варк, и ученический. Еще разглядела несколько шкафов. Было свежо, и чувствовалась деловая обстановка.

— Очень красиво, — робко заметила, оглядываясь по сторонам.

— Не довольна своими покоями? — он испытывающе прищурился.

— Нет-нет. Но тут даже воздух другой и обстановка. А там царствуют лень и тоска, они угнетают.

— Читать умеешь?

Повертела головой. По-здешнему не умею. Я даже здешних книг не видела.

— Начнем с основ чтения, потом этикет и остального понемногу. Если это запомнишь — уже чудо.

Он не верил в меня, считал дурой. И тут во мне стали бороться гордость и осторожность, но победило второе. Пусть глупенькой считает, потеряет бдительность. Возможно, проговориться о чем-нибудь, а я все буду мотать на ус. Однако то, что Варк сделал потом, даже с натяжкой сложно назвать основами чтения.

— Имя? — спросил небрежно.

— Глена, — промямлила, но он держался так официально, что добавила: — Глена Пупа.

— Х-хы! — усмехнулся гаденыш и заскрипел пером с железным острым наконечником. Когда повернул лист, я увидела невообразимые каракули.

— Это так пишется Глена?! — посмотрела на него удивленно.

Он закатил глаза:

— Гленапупа, запомни это, и с тебя хватит, — этот гад, как будто в насмешку, произнес имя и фамилию слитно, как единое целое, чем наступил на мою «больную мозоль».

«Вот же скотина! Ткнул пальцем в небо и попал!» — я, наверно, позеленела от злости, и жрец, уловив мое раздражение, осклабился в циничной ухмылке. Чтобы переменить тему, я взяла перо, что лежало на подставке, макнула в чернильницу и принялась старательно выводить завитушки.

О, мне даже изображать неумеху не пришлось. Жидковатая тушь капала на лист. И повторить его мелкий, непонятный, но очень красивый почерк я не могла, хотя очень старалась. Даже не заметила, как от старательности высунула кончик языка.

— Блин! — вырвалось, когда заметила, что испачкала пальцы. Подняла глаза и поняла, что делаю что-то не так. Этот великан смотрел на меня с высоты и о чем-то серьезно размышлял.

— Ты верно держишь кисть, — заметил он.

— Я наблюдала за вами.

Угу, так и поверил.

Я извела два больших листа, прежде чем кое-как запомнила порядок букв. Причем, как ни пыталась соотнести звуки с буквами — никак не сходилось. Видать, некоторые звуки складывались из двух букв.

— Это «П», да? — указала на повторяющиеся сочетания символов. — А это «У»?

Он не ответил. Сразу же перешел к этикету. Учил кланяться, объяснял, как входить в зал, выходить, стоять, талдычил, что спиной не поворачиваются.

— Если не знаешь, как поступить — закати глаза и изображай, что внимаешь голосам драконов, — посоветовал с издевкой.

— Если считаешь, что умею их подманивать, отчего же не допускаешь, что могу и слышать? — возразила с иронией.

— Немые живут дольше, — процедил он сквозь зубы, вставая из-за лакированного до блеска стола. Я в ответ тяжело вздохнула, но губ не разомкнула.

Потом Варк показал карту… — и я окончательно убедилась, что никакого Гремяченска в этом мире нет и не было. Огромный материк треугольной формы, на котором располагалось семь государств. Одно из самых крупных — это Лагеарния, меньше Апатское царство. Рядом крупные и мелкие острова. А за океаном еще три небольших материка. Он тыкал пальцем, рассказывал о народностях, — время летело незаметно. Я даже перестала обращать внимания на его враждебность. Однако все хорошее заканчивается. После урока помощник Кхарта проводил меня до покоев и, кивнув на служанок с подносами, произнес:

— У тизарина Ковена кости не в чести, — развернулся и ушел.

«У, гад!» — вышла я из себя и откусила от сладкой выпечки. Теперь, укрепившись в надежде, что меня не скормят ящерам, ну, хотя бы в ближайшее время, немного расслабилась.

Похоже, Варка сделали моим куратором. Как и я, он восторга по этому поводу тоже не испытывал, но к обязанностям относился добросовестно. Когда вернулся, я под присмотром Невмии доедала второй десерт.

— Плохо стараешься, — произнес помощник Кхарта сходу, оглядев пустые тарелки и меня, с трудом дышавшую от переедания.

— Волнующийся человек не толстеет, а худеет. Вы же только и угрожаете, — пробурчала.

— Твоя дерзость на верховного жреца впечатления не произведет. А разочарований он не любит.

Я чувствовала себя свинюхой на откорме, но горестно вздохнула и потянулась за следующей слойкой. Однако покорно обжираться не собиралась.

— А Невмия надзирательница или служанка? — спросила. Та вздрогнула, чувствуя, что в воздухе запахло пакостным подвохом. — Хотела попросить о мелочи, чтобы угодить Кхарту.

— Господину верховному жрецу, — недовольно поправил Варк.

— Съеденное лучше усваивается под развлечение. А поскольку я читать не умею, может, она сможет?! Я бы про этикет послушала и хроники, — склонила кокетливо голову на бок и посмотрела на жреца глазами кота Шрека.

Его бровь красноречиво взметнулась. Потом он томительно помолчал, а после кивнул:

— Хорошо.

…У Невмии уже давно пересохло горло, а я все еще слушала сказания и просила еще.

— Бедная Невмия, — иногда притворно вздыхала, — потерпи немного. Мы же обе стараемся во благо верховного жреца. Так мы быстрее исполним его приказ.

Та сопела и читала дальше. Зато за ужином уже не угрожала, что запихнет все обратно. Думаю, мы поняли друг друга.

На следующий день занятия продолжились. Если честно, ждала их с нетерпением. Хоть какое-то разнообразие, новые сведения. Пусть Варк — мерзавец, но когда сидишь взаперти, радуешься и такому общению.

Он, увидев, как я обрадовалась его приходу, удивился, однако расспрашивать не стал. Сразу потребовал, чтобы вспомнила, как пишется мое имя.

С заминкой, двумя неверно написанными буквами и корявым почерком, но я справилась. Он посмотрел на меня уничижительно и заставил исписать повторами большой лист. И пока писала, под руку объяснял, где надавить перо сильнее, а где ослабить давление. Результатом остался недоволен, однако унижать словами, типа: «тупица» не стал.

И все же в пакости себе не отказал — заставлял меня кланяться и каждое движение комментировал: