Существует всего два логических объяснения. Первый: это была случайность, и он побоялся это признать. Второй: он действительно очень дружелюбный и целует всех подряд. Теперь, когда я разложила все по полочкам, мне стало намного лучше. Надеюсь только, что какое-то время мы с ним не будем пересекаться.

После часа безуспешных попыток вернуться ко сну, я вылезаю из постели и, пока мама не заняла ванную, принимаю душ. Надеваю джинсы, футболку и влезаю в пушистые черные тапочки. С еще мокрыми после душа волосами спускаюсь вниз, чтобы забрать оставленный там список заказов, которые нужно внести в компьютер.

Еще раз сверяю его со списком, который составила мама. До открытия магазина еще целый час, полно времени на подготовку, поэтому я засовываю список в карман и иду к компьютеру. Не успеваю дойти до нижней ступеньки, как раздается стук в дверь. Рука машинально устремляется к мокрым волосам, а в голове тотчас возникает мысль, что это Мейсон. Такой сценарий не вписывается ни в одно из объяснений, что я придумала. Чересчур любвеобильные рок-звезды не появляются на пороге случайных знакомых на следующее утро. Магазин еще закрыт, так что жалюзи опущены. Можно и не открывать дверь.

Секундой позже раздается трель телефонного звонка.

У Мейсона ведь нет нашего номера телефона, верно? Могла ли Скай дать его ему? Стремительно поднимаю трубку, пока мама не ответила наверху.

– Алло, «Куклы, и не только».

– Неделю назад кое-кто предупреждал меня не покупать черничные маффины в «Пекарне Эдди», но я не послушался и все равно их купил. Теперь время от времени у меня появляется непреодолимая тяга.

Я так рада тому, чей голос слышу, что выдаю странную комбинацию смешка со вздохом, а затем быстро прочищаю горло.

– Они вызывают зависимость.

– Теперь я тебе верю.

Я улыбаюсь.

– Так ты меня впустишь? Здесь холодновато. Я поделюсь.

Мой взгляд падает на дверь.

– Похоже, на одном из маффинов даже есть твое имя… Ох, нет, извини, это мое.

– Я…

– Ты же не хочешь, чтобы я умер от переохлаждения? – настаивает он.

– Не думаю, что там настолько холодно. – Шаркая тапочками, подхожу к двери и открываю ее, впуская Ксандера.

– Привет. – Его голос эхом раздается в трубке, которая до сих пор прижата к моему уху, и я отключаюсь.

Прошло столько времени, что я почти забыла, насколько он красив… и богат. Дух богатства прямо-таки тянется за ним вместе с холодным воздухом, когда он заходит внутрь. Я запираю дверь и поворачиваюсь к парню. В руках у него пакет из пекарни и два стаканчика с крышками.

– Горячий шоколад. – Он приподнимает правую руку. – Или кофе. – Приподнимает левую. – Я попробовал и то и то, так что мне без разницы.

Мило. А если этот дух богатства – инфекционное заболевание? Указываю на его правую руку:

– Горячий шоколад.

– Я так и думал, что ты выберешь его.

Забирая у него стаканчик, стараюсь не обращать внимания на свою трясущуюся руку. Это доказывает, что его появление из ниоткуда у моей двери меня взволновало.

Осматриваю его с головы до ног. Как же меня раздражает, что даже ранним утром Ксандер выглядит таким… бодрым. Интересно, посреди ночи с растрепанными волосами и сонными глазами он все равно выглядит идеально?

– Ты так пялишься на меня, что мне становится неловко.

– Я не пялюсь, а наблюдаю.

– И в чем разница?

– Цель наблюдения – получить данные и сформировать теорию или умозаключение.

Он слегка наклоняет голову:

– И каков вердикт?

Что ты всего в шаге от обычного человека. Он поворачивается, желая осмотреть магазин, и массивный черный перстень на его мизинце ударяется о колыбельку. Я приподнимаю брови. А может, и в двух.

– Ты ранняя пташка.

Он разводит руки в стороны, будто говоря: «Ты меня раскусила».

– Я тоже кое-что заметил.

– Что?

– Что у тебя очень мокрые волосы.

Ой! Точно.

– Да, но ты пришел без предупреждения. А я, едва проснувшись, не выгляжу идеально. – Как некоторые.

На его лице отражается догадка, и я жду, когда он ее выскажет. Он смотрит через плечо на подсобку:

– Ты здесь живешь?

– Да, квартира наверху. – Теперь я в замешательстве. – Если ты не знал, что я здесь живу, то почему стучался в дверь до открытия?

– Потому что полагал, что ты приходишь пораньше, чтобы подготовиться к открытию.

– Вот здесь точные наблюдения были бы очень кстати.

Он смеется:

– Ты не представляешь, сколько ночных кошмаров порождает магазин кукол. Меня годами разны ми способами убивали куклы с ангельской внешностью.

– Это действительно… ужасно…

Я хихикаю.

– Так что ты здесь делаешь?

– Покупаю маффины. Разве это не очевидно? А так как именно ты познакомила меня с этим наркотиком, я посчитал нужным поделиться.

– Тебе просто нравится смотреть на кукол, да? Ты скучал по ним.

Его губы растягиваются в слабой улыбке.

– Да, я дико скучал по этому месту.

Я кладу телефон на стойку и, обхватив теплый стаканчик обеими руками, иду в подсобку. Ксандер следует за мной. Сажусь на старый диван и закидываю ноги на кофейный столик.

Он ставит пакет из пекарни и стаканчик с кофе возле моих ног и, сняв куртку, садится рядом:

– Итак, Кайман…

– Итак, Ксандер…

– Как острова.

– Что?

– Твое имя. Кайман. Как Каймановы острова. Это любимое место твоей мамы?

– Нет, третье по счету. У меня есть старший брат по имени Париж и старшая сестра Сидней.

– Ого. – Он открывает пакет, достает маффин, верхушка которого блестит от сахарной посыпки, и протягивает его мне. – Правда?

Я аккуратно снимаю обертку:

– Нет.

– Подожди, у тебя нет старших братьев и сестер или их зовут иначе?

– Я единственный ребенок. – Потому что родилась вне брака и я знать не знаю своего отца. Интересно, Ксандер сбежит, если узнает об этом? Наверное, да. Так почему же я не сказала этого вслух?

– Заметка: Кайман очень хороша в сарказме.

– Если ты свои заметки документируешь, то прошу заменить слово «очень» на «исключительно».

Его глаза загораются от улыбки, которая лишь едва затрагивает губы. Кажется, он правда считает меня забавной. Мама всегда говорила, что парней отпугивает мой сарказм.