(Долгий взмах рукой)

(два больших пальца вверх,

указывая на себя)

(указывает на них)

(Вертит головой из стороны в сторону,

прикладывает ладони к ушам)

Пара чирлидерш соперников, может, еще какой-нибудь болельщик или два отвечали: «Дикие кошки!», «Пумы!» или как-нибудь еще, но большинство просто сидели, раскрыв рты, словно говоря: «Какого черта тут происходит?» Некоторые из наших чирлидерш улыбались, другие казались смущенными.

В этот момент обвинить Старгерл можно было бы разве что в неуместности ее шуток и трюков. Но она на этом не останавливалась. Старгерл шумно приветствовала любой забитый в корзину мяч, независимо от того, какая команда это сделала. Это было удивительное зрелище: другая команда получает очки, болельщики СРШМ сидят хмурые на трибунах, Старгерл же одна прыгает и размахивает руками.

Поначалу другие чирлидерши пытались ее унять, но это было все равно что унимать развеселившегося щенка. Предложив ей надеть клетчатую юбку, они выпустили на поле чирлидершу, какую еще не видел свет. Она не ограничивалась баскетбольными матчами. Она приветствовала всех по любому поводу, в любое время. Да, она ликовала во время вручения наград, объявления победителей, но охотнее всего уделяла внимание чему-то малозаметному.

Нельзя было предсказать, на что она обратит свой взор. Допустим, ты – невысокий, невзрачный девятиклассник по имени Эдди. Ты идешь по коридору и видишь конфетный фантик на полу. Ты поднимаешь его и швыряешь в ближайшую урну – и вдруг неожиданно перед тобой вырастает она, размахивает руками, трясет медовыми волосами. Веснушки скачут у нее на носу, и тебя словно засасывает в ее огромные глаза, а она при этом жизнерадостно вопит что-то про тебя, Эдди, и про урну, вместе с которой вы вступили в команду по уничтожению мусора. Собирается толпа, все ритмично хлопают в ладоши, и на тебя обращено столько пар глаз, сколько не бывало за всю жизнь. Тебе становится не по себе, ты чувствуешь себя глупо. Тебе хочется последовать в урну за этой проклятой бумажкой. С тобой случилось худшее, что могло произойти. В голове у тебя крутится только одна мысль: «Я умру… сейчас я умру…»

А потом, когда она наконец-то заканчивает и веснушки вновь замирают у нее на переносице, ты почему-то не умираешь. Почему?

Потому что тебе хлопают – вот почему. Разве кто-нибудь когда-нибудь умирал от того, что ему хлопают? И улыбаются тебе. Люди, которые даже никогда не видели тебя раньше, улыбаются тебе, хлопают по плечу, пожимают руку – и ты вдруг ощущаешь, что тебе так хорошо, что ты буквально летишь по дороге из школы домой. А когда ложишься вечером в кровать, то последнее, что видишь перед тем, как провалиться в сон, – те самые глаза, и ты засыпаешь с улыбкой на лице.

Или ты пришел в школу в необычных сережках. Или сдал сложный тест. Или сломал руку. Или тебе наконец-то сняли брекеты. Или ты вообще не человек. Может, ты просто рисунок мелом на стене, сделанный каким-то одаренным учеником. Или какая-нибудь по-настоящему красивая букашка, ползущая по стойке для велосипедов.

Мы качали головами и соглашались с тем, что, возможно, перед нами действительно немного повернутая девчонка, может, даже официально ненормальная, но мы улыбались, и пусть не говорили вслух, но уж точно чувствовали, как здорово, когда ты получаешь признание.

Если бы дело происходило в каком-нибудь другом году, то, возможно, все на этом бы и закончилось. Но так вышло, что в том году нечто невероятное началось и на нашей баскетбольной площадке. Наша команда начала побеждать. Только побеждать.

И ее победы все изменили.

В начале сезона никто на это не обращал особого внимания. За исключением тенниса для девочек, у нас никогда не было хороших команд. Мы смирились с мыслью о поражениях. Вообще-то большинство из нас совсем забыло про спорт, и мы не посещали матчи.

Годом ранее баскетбольная команда «Электроны» победила только в пяти из двадцати шести матчей. В этом году они еще до Рождества выиграли пять игр. К началу января они победили в десятой, и все вдруг стали замечать, что в колонке «Проигрыши» до сих пор красуется ноль.

«НЕПОБЕЖДЕННЫЕ!» – кричала надпись с яркого плаката на фанерной кукушке-подорожнике. Некоторые утверждали, что это случайность. Другие говорили, что просто команды соперников на этот раз попались еще хуже нашей. Некоторые уверяли, что этот плакат – розыгрыш. Но одно было точно: посещаемость матчей выросла. К началу февраля количество побед в серии достигло шестнадцати, и в спортивном зале было не найти свободного места.

Но помимо этого происходило еще нечто более любопытное. Мы вдруг перестали допускать мысль о поражении. Мы даже забыли, каково это – проигрывать. Не было никакого периода привыкания, никакой «кривой обучения». Никто не учил нас быть победителями. В один день мы были скучными, незаинтересованными и всем довольными лузерами, а на следующий – превратились в яростных фанов, топающих на трибунах, раскрашивающих лица в зеленый и белый цвета и выполняющих «волну» так, как будто практиковались годами.

Мы влюбились в нашу команду. Говоря о ней, мы использовали слово «мы» вместо «они». Ведущий по мячам игрок, Брент Ардсли, словно купался в золотом сиянии, окружавшем его, когда он шел по школе. И чем больше мы влюблялись в свою команду, тем сильнее начинали ненавидеть противников. Раньше мы им завидовали. Мы даже аплодировали им назло нашим беспомощным игрокам. Теперь мы презирали врагов и все, что было связано с ними. Мы ненавидели их форму. Ненавидели их тренеров и болельщиков. Мы ненавидели их, потому что они пытались испортить наш безупречный сезон. Мы с возмущением встречали любое очко против нас. Как они только смеют ему радоваться!

Мы начали гудеть в знак неодобрения. Мы делали так впервые, но можно было подумать, что мы опытные мастера. Мы гудели, встречая команду противника, гудели, завидев их тренера, гудели другим болельщикам, судьям – всем, кто угрожал нашему идеальному сезону.

Мы гудели, даже когда сменялись цифры на табло. Мы ненавидели матчи, исход которых решался в самом конце. Мы ненавидели неопределенность. Мы обожали игры, результат которых можно было предсказать в первые пять минут. Мы хотели видеть не просто победу – а разгром. Единственный счет, который нас полностью удовлетворил бы, был 100:0.

И вот посреди всего этого оживления, посреди идеального сезона оказалась Старгерл, подпрыгивающая каждый раз, когда мяч оказывался в корзине, – независимо от того, кто его забил. Как-то раз в январе с трибун раздался крик: «Да сядь ты уже!» Затем последовало гудение. Старгерл, казалось, этого не замечала.