— Какой же вы гадкий и ужасный человек! Я бы не стала спать с вами даже под страхом смерти! — проговорила Кэтрин, и в этот раз ей не пришлось притворяться…

Он изменился в лице. Это случилось внезапно. Она не успела понять, как цепкие руки схватили её. Он толкнул! И, не дав ей опомниться, навалился поверх. Кэт боролась с ним, но под тяжестью сильного тела едва умудрялась дышать. Он зажал её рот, и отчаянный крик превратился в мучительный стон. Где-то между её обнаженных колен сновала мужская ладонь. Кэт собрала последние силы, лишь бы только не дать ему доступа к нежным местам. Она выгнулась, запрокинула голову, пытаясь рукой оторвать от лица его пальцы, вцепилась когтями другой в его рот, извергающий грязные ругательства.

Он назвал её «блядской подстилкой» и до боли сжал руку, давая понять, что любая попытка ему навредить будет сломлена. От слез было мутно в глазах! Кэтрин била его по плечам, только эти пустые попытки себя защитить еще больше его распаляли. Словно тело её находилось в тисках, обездвиженное и лишенное сил. Он раздвинул ей ноги коленом, и теперь Кэт лежала под ним, будто впрямь собираясь отдаться.

Он прошелся ладонью по коже и накрыл ею узкий лобок. Зарычал, грубо стиснув в руке мягкий выступ промежности. Кэтрин всхлипнула, понимая, что кружевные трусики не сумеют её уберечь. Он сорвет их и войдет в неё, сделав женщиной. Прямо здесь и сейчас! И никто не придет ей на помощь. Твердость скрытого тканью мужского достоинства обжигала, покрывая мурашками бедра. Торрес выдохнул, нависая над ней, ослабляя захват. И когда он отвлекся, Кэтрин клацнула челюстью, умудрившись поймать его палец.

Он взревел, как медведь и одернул ладонь. Ей казалось, что это последний шанс! И одно лишь усилие отделяет её от заветной свободы… Вдруг в глазах потемнело. И лицо обожгло! Слух пронзило навязчивым звоном, и Кэтрин почудилось, что она на мгновение оглохла. Боль была острой и неожиданной! И наступившее вслед за этим прозрение ударной волной прокатилось по телу. Он порвал её трусики, и теперь торопливо нащупывал вход.

— Прошу вас, не надо, — прошептала Кэтрин сквозь слёзы. Напрасно надеясь его усмирить. В нем не было жалости, или сочувствия. Лишь откровенная похоть, желания взять, отыметь и избавиться. Он поступит так с ней! И будет спокойно жить дальше. Вот только она не сумеет…

Её тело обмякло, как будто готовясь к вторжению. Ниже пояса всё сделалось ватным, бесчувственным. Она еще сопротивлялась. Но уже вяло, теряя последние силы. Шептала, пытаясь пробиться сквозь стену:

— Не надо. Пустите. Прошу. Я еще никогда…

Он не слышал её, продолжал избавлять от одежды. Треснул шов на льняном сарафане, разлетелись жемчужные пуговки. Кэт прикрылась, стараясь оставить хоть что-то за гранью его вожделения. Но он с силой убрал её руки. И смотрел, как животное! Прежде тела её не касались мужчины. Она позволяла им трогать себя сквозь одежду. Целовать, опускаясь по шее чуть ниже, до линии ворота, что служила границей. Пока ещё не было среди них того самого, которому Кэтрин смогла бы отдаться.

— Я девственница, — прошептала она и закрыла глаза. Уже не надеясь, что эта внезапная новость послужит причиной. Торрес замер, перевел взгляд с её заостренных сосков на лицо. Он держал её руки, не давая прикрыться. И в изорванном вороте платья бесстыдно виднелись голые груди.

— Целка? — прозвучал его хриплый голос. И Кэт закивала так сильно и отчаянно, отыскав в этом вопросе проблески разума. Он услышал её! Наконец-то! Между ног у неё все еще оставалось мужское бедро. И набухшие складочки плоти упирались в него, оставляя постыдную влагу. Ей хотелось сдвинуть колени, одеться…

— Тогда соси! — прорычал он со злостью.

Это было вполне ожидаемо. Глупо верить, что зверь, распаленный потугами пойманной жертвы, вдруг отпустит её, так и не утолив свой разыгравшийся аппетит. Кэт зажмурилась, представляя, как он поставит её на колени и заставит взять в рот. Он, скорее всего, будет груб и жесток! Будет с радостью наблюдать, как она задыхается.

— Я не умею, — ответила Кэтрин. Как-то раз Фрэнк почти уболтал её сделать минет. Но, только представив себе это действо, Кэт потеряла желание близости с ним.

— Ты чё, блядь, серьезно? — в отчаянии выдохнул Торрес. Он сел, откинувшись на спину. И Кэтрин, не веря своему счастью, приняла, наконец, вертикальное положение. Её бил озноб! Все тело дрожало, как будто от холода. Она сжала бортики платья, ссутулилась, подтянула колени к груди.

— Пошла вон! — с отвращением выдохнул Торрес. — И псину свою забери!

Кэтрин дернула ручку, удивляясь, что та оказалась не заперта. И едва не упала. Так далеко находился асфальт! Шмыгая носом и сотрясаясь от внутренних спазмов, она пошла прочь. Туда, где громила с лицом Франкенштейна спокойно курил, набросив петлю поводка на одну из ножек металлической урны. Кэтрин молча сняла его и пошла, не оглядываясь в сторону дома. Пёс семенил позади. Словно чувствуя, что с хозяйкой случилось неладное! А Кэтрин плакала, бесшумно и горестно. Теперь она знала, кто эти люди. Но рассказать о таком не могла никому.

Глава 6. Энтони

Боксерская груша болталась как кишка с наполнителем. Она не умела сопротивляться. Не умела кричать, и пускать слезы. Ничего не умела! У Энтони было много женщин. И большинство из них знали о его легкой тяге к насилию. Мало того! Большинству это нравилось. Он всегда искал их предел. Кто-то сдавался после первой пощечины, а кто-то просил ещё. Ему нравилось подчинять, унижать, видеть протест в их глазах. А иногда и страдание!

И если Лозанна принималась дергаться и мычать, он не вынимал член из её рта, а держал ебучую суку за волосы! Он не бил её по лицу, не связывал груди. Все же фигура публичная. А за это она спала с членом в попке. С искусственным членом, свой он периодически вставлял в соседнюю дырку. А после отыгрывался на её белокурой «сменщице». Дэби была хороша! Она содрогалась всем телом, когда он ебал её в рот, как в пизду. А после закусывала губу, терпеливо пропуская внутрь своей киски с каждым разом все больше пальцев…

Но теперь даже лучшие суки почему-то не возбуждали. Только если на их месте он представлял себе Кэтрин. Теперь он знал её имя! Знал, как она дрожит от унижения и стыда. Только в отличие от других она не играла! Она и правда боялась его.