плечи, пытаясь согреть, подавляя желание рассказать ей о том ночном происшествии. В свете последних событий тетя решит, что Кэтрин сама виновата.

— Ты понимаешь, что за это они могут лишить нас жилья? — сказала Рози, обвиняя. Словно это она проиграла гостиницу в покер. В чем она и была виновата, так это в попытке себя защитить.

— То есть… я правильно понимаю? — подытожила Кэтрин, — Что ты собираешься расплатиться мной за долги покойного дядюшки?

— Кэтти, милая! — воскликнула тетя, — Я люблю тебя, как свою дочь!

— Ну, тогда и отдай ему одну из своих дочерей! — с обидой ответила Кэт.

Ей вдруг стало так больно! От того, с какой легкостью тётушка Рози была готова с ней распрощаться. Просто взять и отдать, не утруждая себя поиском альтернатив. «Он меня не получит», — думала Кэтрин, — «Да я лучше умру, чем выйду за этого монстра!»…

За окном наступала ночь. Еще одна ночь в ожидании казни.

— Ну что ты все время рыдаешь? — раздраженно осведомилась Илона.

Пожалуй, всякий сказал бы, что Кэтрин должна веселиться. Ведь скоро на её безымянном пальце поверх кольца для помолвки, появится обручальное. Наверняка, оно не уступит ему в красоте и дороговизне. Но Кэтрин было плевать! Какая каратность у этого «чуда», и сколько гостей слетится взглянуть на неё.

— Это слезы счастья! — вдохновенно сказал Виктор. — Да, пташечка?

Он приподнял вуаль и с улыбкой взглянул на нее. Кэтрин слегка улыбнулась. Платье было настолько красивым, что его не хотелось снимать.

— На её месте я бы тоже рыдала, — съязвила Илона.

Кэтрин вытерла слезы. Она осталась одна в целом мире! И никто не сумеет понять, почему для неё этот брак с миллионером подобен тюремному сроку.

Часть 2. Свадьба

Глава 1. Энтони

Теплый утренний воздух проникал внутрь комнаты, тревожа длинную занавеску на окне. Кровать жалобно скрипнула, предвидя пробуждение своего хозяина. Ловец снов в её изголовье шевельнул остроконечными перьями. Поначалу воспринимая его, как безделицу, постепенно Энтони уверовал в то, что эта плетеная штука работает. По крайней мере, спал он за зависть крепко!

Он потянулся и вдруг осознал, что лежит поперек. И взамен покрывалу его пах прикрывает… фата. Кусочек белой материи с атласной лентой по краю. Энтони огляделся в надежде увидеть остальные составляющие наряда: чулочки, корсет и платье. Он помнил, каким оно было! Каким было тело под ним…

В голове прояснилось. Но похмельный синдром заявил о себе, стоило Энтони перекатиться на бок. Слишком уж резко! Он сглотнул и поморщился. Да, слегка перебрал! И мальчишник, ознаменованный «прощальным», затянулся, плавно перетекая в церемонию бракосочетания. Друзья провожали его как будто в последний путь. Эванс едва не всплакнул, вспоминая былое.

— Решил удариться в благотворительность? — подшучивал он, пытаясь оправдать странный выбор невесты.

Сперва друг решил, что это — «развод». Попытка опередить его в погоне за «свеженьким мясом». А потом с нетерпением ждал, когда Энтони все отменит, в очередной раз запятнав свою и без того чумазую репутацию. И даже на свадьбе, выступая свидетелем, он усмехался, предвидя развязку. А после — напился, увлекая Тони вслед за собой.

Да, он был пьян! Но помнил всё до последнего. К примеру, безликую массу гостей, в мешанине из блесток. Какофонию звуков и назойливый шум голосов. Энтони помнил, как улыбаясь в прицел фотокамеры, он сжимал её руку. Какой холодной и напряженной она была. Кэтрин все время молчала и почти не улыбалась, интригуя гостей своей меланхолией. И только один человек смог её рассмешить! Он вспомнил, как наблюдал со стороны их медленный танец. В благородных объятиях Пола Торреса его супруга выглядела еще миниатюрнее. Ведомая им, она повторяла движения, так легко, будто вальсировала с детства.

— Она не подходит тебе, — бросил Майк. Братишка подкрался к излучине бара, откуда наблюдать за танцующими было удобнее всего.

Его прилизанный вид, как обычно, взбесил Энтони! Разбег в семь лет был слишком большим. Как и разница взглядов на жизнь. Тони часто шутил, что вместо врачебного халата Майку вполне подошла бы монашеская ряса. Худощавость и детский типаж лица вызывали симпатию разве что у женщин за сорок. У ровесниц его заурядный братишка не имел успеха. И потому даже те, кто попадался ему на крючок, легко соскальзывали. Угождая прямиком в объятия Энтони! Майк обижался, предъявлял обвинения в воровстве. Но Тони считал это проявлением братской любви. Он трахал их, избавляя братишку от ложных иллюзий. Давая понять, насколько похожи все женщины. Все, как одна, меркантильные суки…

Тони напрягся, пытаясь припомнить, каким был его ответ. Но эту мысль затмил эпизод, в котором Кэтрин смеялась в объятиях папы. Он что-то шепнул ей на ушко! И смех этот был таким неожиданно искренним, что даже Саманта, его новая «мачеха» ревниво раздула изящные ноздри.

Клятвы верности, церемония, ресторан, фейерверк… Что было потом? Когда последнее из орудий, выплюнув в воздух заряд из мерцающих искр, замолчало. Когда, прощаясь с гостями со сцены, Тони наспех заталкивал в брюки край белоснежной рубашки. За пару минут до этого излив напряжение в привлекательный рот официантки. Его отпустило в машине, где потребность быть в кадре уже не давила. Где они были только вдвоем, не считая водителя. Она села подальше, прижалась к окну, провожая глазами неспящие улицы. Тони видел её силуэт, четкий профиль на фоне стекла.

Он бросил ей что-то резкое, она не ответила. Только сильнее вжалась в сиденье. А он наблюдал за ней, предвкушая их брачную ночь. Представляя, как снимет с неё это платье! На крыльцо его дома она шла, как на эшафот. Разве что не рыдала. Это взбесило Энтони! Как и то, что, войдя, Кэтрин осталась стоять у порога. С таким видом, как будто хотела сбежать.

— Проходи! Чего застыла? — бросил он грубовато, скинул туфли и блаженно прошелся по гладкому полу.

Кэтрин разулась. И, придерживая подол, который сразу же стал длиннее, пошла вдоль стены, вдохновлено изучая обстановку. Она запрокинула голову, глядя на потолок, потрогала кончиком пальца шершавую стену и «зависла» напротив картины. По задумке художника изображающей «Притяжение». Сначала он искоса любовался её приподнятой кверху мордашкой. Но потом его вновь обуяла злоба.

«И чего она уставилась на эту мазню?», — думал Энтони, — «Не на выставке!». Он плеснул вина и взял по бокалу в каждую руку. А затем, подойдя вплотную, предложил ей свой тост:

— За нас!

Кэтрин испуганно обернулась и отпрянула от него.

— Спасибо, не буду, — кивнула она, и демонстративно