доктрин вовсе не означал, что Меттерних отрекся от консерватизма своих студенческих идей. Наоборот, во время пребывания при дворе Саксонии он начал продолжительное и интеллектуально полезное сотрудничество с Фридрихом фон Генцем, одним из ярких последователей Эдмунда Берке, которого Меттерних встречал в Англии. Генц был склонен превращать консерватизм в догму. Он противопоставлял его всем революционным доктринам, как если бы это противопоставление отражало глобальную борьбу между добром и злом. Меттерних, со своей стороны, продвигался к более широкому взгляду. Этот взгляд состоял в том, чтобы не подвергать революцию остракизму, но включать ее в набор явлений политической жизни, которые государственный деятель должен расчетливо принимать во внимание и использовать к своей выгоде. Когда Меттерних говорил о своих принципах, он ссылался не на политические догмы или проекты совершенного общественного устройства, но на максимы, которые раскрывали метод, заключавшийся в суждении по существу дела. «Я начинаю всегда со спокойного обдумывания проблем этого мира», – сформулировал он свой метод через много лет. К этому времени, надо сказать, его метод скатывался к неприкрытому цинизму, который подстерегает всех, кто одержим одним лишь методом.

Меттерних предпочел Дрезден Регенсбургу, месту заседаний рейхстага, из желания быть ближе к процессам, происходившим в Восточной Европе. Этот выбор лишил его возможности находиться в горниле политической жизни Германии, поскольку именно в Регенсбурге должны были начаться важные переговоры относительно перестройки рейха. Но в связи с печальным опытом отца, принявшего неблагодарное назначение в Раштатт, понятно, что у его сына не было ни малейшего желания «наблюдать раболепство элиты Германской империи» и (что можно смело предположить) вероятный крах многообещающей карьеры дипломата. После позорного Люневильского мира добиться славы и успеха в столице Священной Римской империи было невозможно. Таким образом, Меттерних не принимал прямого участия в подготовке имперской депутации, выбранной рейхстагом для переговоров с французскими и российскими посредниками. Отсутствовал он и при утверждении 25 февраля 1803 года знаменитого постановления имперской депутации, или Имперского эдикта, крайне важного для понимания политической жизни эпохи Меттерниха.

Имперский эдикт заложил основы современной Германии не в смысле упрочения ее единства, а в смысле ликвидации остатков церковных и муниципальных средневековых институтов и распространения власти современных земельных правительств. Владения церкви были напрочь экспроприированы, а большинство имперских городов аннексировано, то есть подчинено политической власти светских князей более крупных государственных образований, которые отныне стали связующим звеном между этими городами и императором. Были и некоторые исключения, дань традициям прошлого и уступка практическим потребностям настоящего. Карл Теодор фон Дальберг, архиепископ выборного Майнца и главный канцлер империи, сохранил свой статус и получил в награду земли у Регенсбурга за сотрудничество с Наполеоном. Он и великий магистр ордена тевтонских рыцарей были единственными из правителей церковных владений, кто сохранил свои территории и власть. Сохранили свободу шесть городов: Аугсбург, Нюрнберг, Франкфурт, а также города Ганзейского союза – Любек, Бремен и Гамбург. На время перенесли бурю имперские рыцари, бароны и графы, потому что Бонапарт решил благоразумно придержать часть клиентуры для будущих распределений земель и имущества. А может, потому, что он еще не решил, каким образом реорганизовать третью Германию.

Для Австрии Имперский эдикт был неприемлем. Но сопротивляться ему было физически невозможно из-за обескровленной армии и пустой казны. Чтобы получить компенсацию за великое герцогство Тосканию, ей пришлось отказаться от своих претензий на Зальцбург, Берхтесгаден и Пассау, земли которых обеспечивали ей действительно надежную границу. Великое герцогство принадлежало брату Франциска Фердинанду, но это не гарантировало, как станет ясно позднее, постоянных связей его владений с Австрией. Хуже того, единственный способ обезопасить герцога Мадены состоял в отказе от Ортенау и Брайсгау, последних оплотов Австрии на Рейне и, по совпадению, территорий, где находились родовые имения матери Меттерниха. В компенсацию за них Австрия получила Трент и Бриксен в Южном Тироле. Это как-то восполняло потери в Италии, но не перевешивало утрат на Рейне. Изменения конституции рейха были еще более болезненными. Маркграф Бадена и герцог Вюртемберга заменили в коллегии выборщиков архиепископов Трира и Кельна, дополнительный избирательный округ был создан для Гессен-Касселя. В этом округе, так же, как и во всем рейхстаге, большинство теперь составляли протестанты. В случае новых выборов Габсбурги не имели шансов на победу.

В некотором отношении последнее обстоятельство играло наиболее важную роль в формировании дальнейшей политики Австрии. Разве Габсбурги что-либо значили без имперского титула? Они стали бы для Европы просто королями Венгрии. Внутри рейха они считались бы не более чем эрцгерцогами Австрии и королями Богемии, вассалами тех, кто пришел бы им на смену в качестве императоров. Не могло быть никакого «королевства Австрии», поскольку австрийскую монархию создала отнюдь не Прагматическая санкция. Она лишь обеспечила союз территорий на основе личной связи, причем ни одна из территорий не пользовалась статусом великой державы. Юридически сама Прагматическая санкция, о чем говорит ее название, стояла на сомнительном фундаменте политической целесообразности. Ей однажды уже бросал вызов Фридрих Великий, и оспорить ее в дальнейшем могли все, кого она не устраивала. Лишившись влияния в рейхе, свалившись с вершин могущества, династия могла столкнуться с трудностями в удержании земель, сплотившихся под ее короной. Таким образом, хотя Имперский эдикт касался только рейха, он оказывал влияние и на внутреннюю обстановку в Австрийской империи, ставя перед Франциском проблемы, сопоставимые с теми, что досаждали Карлу VI.

Эти напасти дома Габсбургов опять же послужили к выгоде Меттернихов. Избирательные округа церковных владений в целом голосовали в рейхстаге за Австрию, теперь же, когда они были ликвидированы, венский двор лихорадочно искал другие способы упрочения своего влияния. Граф Франц фон Колоредо, вице-канцлер по имперским делам (и в этой должности дополнявший Кобенцля, который был вице-канцлером по делам двора и государства), крайне нуждался в беженцах из Рейнской области. Где только возможно, он ходатайствовал за предоставление их новым владениям статуса княжеств вместо графств, рассчитывая, что они дадут в рейхстаге голоса, утраченные из-за ликвидации церковных владений. В результате Франц Георг Меттерних не только получил бывшее аббатство Охсенхаузен, к югу от Ульма в Швабии, которое в имущественном отношении значительно превышало Виннебург-Байльштайн, но также был пожалован титулом князя и, возможно, собственным голосом в рейхстаге. В финансовом отношении состояние семьи Меттерних значительно укрепилось. Но поскольку титул относился к владению, а не к семье, то носить его мог только Франц Георг. Клеменс оставался графом.

Задача Клеменса Меттерниха состояла между тем в том, чтобы склонить двор Дрездена к принятию нового австрийского толкования рейха. У протестантской Саксонии больше не было оснований возражать Австрии, особенно в связи с тем, что выборщик Саксонии был