для Франциска корону Священной Римской империи, а для Австрии право набора рекрутов в рейхе. В противном случае, полагал он, Бонапарт сам воспользуется этой короной и создаст «наполеоновскую империю в Германии» – к чему его призывал главный канцлер Дальберг.

Меттерних разделял некоторые из надежд Штадиона. Он поверил Генцу свое убеждение, что политическая система, созданная Наполеоном, должна быть свергнута. «Именно свергнута, – пояснял он, – ибо в нынешних условиях одного сопротивления ей мало». Он тоже надеялся на воссоздание коалиции с присоединением к ней на этот раз Саксонии и с уведомлением заранее Пруссии о передаче ей Ганновера и формировании не обычного союза государств, а постоянной системы коллективной безопасности с координирующим учреждением для самообороны – Конфедерацией Востока, как он предлагал его назвать. Но на этом сходство взглядов Меттерниха и Штадиона заканчивалось. В короткой перспективе Меттерниха занимали чисто оборонительные задачи: создать противовес западному блоку государств, сколоченному Наполеоном, посредством объединения восточных стран за линией, проходившей по Висле через леса Тюрингии и Богемии, рекам Инн и Таглиаменто к побережью Адриатического моря. Меттерних понимал, что Франция победила в борьбе за «третью Германию» и что Австрия, выдворенная оттуда, а также из Италии, должна признать этот факт. «Не следует противиться федеральной системе на западе Европы во главе с Францией», – говорил он. На языке Прессбургского договора федеральная система означала исчезновение рейха. Вот почему вместо поисков лазеек в договоре, которые позволили бы спасти остатки старого порядка, к чему стремился Штадион, Меттерних добивался территориальных изменений, необходимых для формирования его линии демаркации. В качестве компенсации он предлагал отречение от короны Священной Римской империи на условиях ее окончательного упразднения.

Эти соображения, подытоженные в меморандуме от января 1806 года, знаменуют новые этапы в его осмыслении германского вопроса. Хотя Меттерних, видимо, никогда не разделял сентиментальный имперский патриотизм отца, он не сомневался в ценности рейха и для Австрии, и для соседних курфюршеств. Теперь в свете жестких фактов и по трезвом размышлении он был готов оставить княжество Охсенхаузен на произвол властей наполеоновской «федеральной системы». В то время, несомненно, это представлялось Меттерниху вопросом тактики, временным решением на основе трезвого анализа обстановки при одновременных усилиях по созданию противовеса, который при благоприятных условиях помог бы восстановить рейх. Но даже в тактическом плане его анализ представляет собой образец ясного мышления, демонстрацию объективности, до уровня которой поднялись лишь немногие представители аристократии его поколения. У многих из них эта объективность вызывала язвительные насмешки. Обнаружилось также, что Меттерних превосходил в интуиции Штадиона, который придавал мистическое значение выражению «Германский союз» в Прессбургском договоре.

Здесь уже упоминалось о попытках Дальберга сохранить прекрасные поместья (включая его собственное поместье главного канцлера) посредством предложения короны рейха императору Франции. Однако, вопреки всем ожиданиям, Наполеон, пожертвовавший своей популярностью в Европе ради титула императора, не пожелал принять еще один такой титул. Коронация во Франции обеспечила ему друзей среди герцогов и выборщиков в Германии. Титул императора рейха мог повлечь за собой их утрату. В отличие от Габсбургов, история не принуждала Наполеона раздражать сильных ради защиты слабых. Тем более, что он воображал, будто в каждом замке на германской территории по другую сторону Рейна сидит австрийский секретный агент. В Германии он больше всего нуждался в союзниках, связанных с ним личной корыстью и способных поставлять рекрутов для формирования целых дивизий или даже корпусов. Для этих целей аристократы рейха, в прошлом герои многих кавалерийских атак, уже давно не представляли интереса. Бонапарту были необходимы 30 тысяч солдат или около этого из Баварии, 12 тысяч – из Вюртемберга, 8 тысяч – из Бадена и т. д. Ради этого он был готов пожертвовать двумя главными атрибутами рейха: короной и сотнями феодальных владений в придачу.

Наполеоновский вариант решения проблемы воплотился в учреждении, известном как Рейнский союз, и, поскольку постепенно оно стало отправным пунктом и моделью трактовки Меттернихом германского вопроса, на нем следует коротко остановиться. Рейнский союз был, по существу, лигой суверенных государств, представленных своими дипломатическими представителями в центральном органе, именуемом Федеральным парламентом. Парламент был поделен на две курии. Одна – для королевств, другая – для государств рангом пониже. В рамках своеобразного компромисса, призванного уважать чувства новых королей Баварии и Вюртемберга, других королевств не создавалось. Но представители Бадена, Гессен-Дармштадта и созданного Наполеоном в последний момент Берга заседали в королевской курии в ранге представителей великих герцогств. Председателем курии «монархов» становился бывший главный канцлер рейхстага, которого теперь называли князем-примасом. Он назначался императором Франции. В соответствии с этой процедурой Дальбергу удалось сохранить свой пост, хотя и в чисто светском виде. Основные функции парламента состояли в регулировании отношений между государствами союза и поддержании контактов с Наполеоном, который принял титул протектора.

Новые титулы приобретались преднамеренно. Все заинтересованные в них, за исключением Дальберга, стремились демонстративно порвать с прошлым. Если бы новый союз создавался как юридический преемник рейха, то приоритет государственного законодательства над законодательством рейха мог быть еще оспорен. Теперь же государства – члены Рейнского союза порознь и вместе были накрепко связаны с Францией соглашениями о наступательном и оборонительном союзе. Соглашения делали правительства этих государств подотчетными Парижу в вопросах комплектования вооруженных сил необходимой численности. Таким образом Наполеон мог быть уверен в своей способности контролировать внешнюю политику и военный потенциал германских государств даже в том случае, если бы позже союз был реорганизован или вовсе распущен.

Далее, Бонапарт был достаточно проницательным, чтобы понять, что, оказывая покровительство малым феодальным владениям, он держит на привязи суверенов крупных государств гораздо надежнее, чем в том случае, когда позволил бы последним поглотить малые владения. Это давало Наполеону возможность назначать цену за право аннексии малых владений. Она заключалась в признании норм федерализма в качестве принципа взаимоотношений с жертвами аннексии. В отличие от церковных владений, которые в 1803 году были попросту ликвидированы и присоединены к территориям светских владений, аннексированные малые владения были поставлены под суверенитет княжеских династий. Суверенитет определялся как «право на законотворчество, высшую юридическую власть, а также на военный призыв, набор рекрутов и взимание налогов». В понятие суверенитета не входило право на доходы от частных владений или преимущественное право на приобретение сеньоральных феодальных привилегий, таких, как право на местную юрисдикцию или предоставление поместьям льгот в пользовании пастбищами, лесами, рудниками, мельницами и т. п. В части налогообложения аннексированные феодалы несли те же издержки, что и князья. В части уголовного преследования их могли судить лишь равные по статусу лица. Аннексированные феодалы имели право свободного выбора проживания в любом месте союза или на дружественной