— Так что вы предлагаете?

— Я найму автофургон и на нем отвезу все коробки в Лондон.

— Из Флоренции? Но ведь это займет пару дней!

— Я проверил. В Интернете написано, что на дорогу уйдет семнадцать часов.

— Вы не можете вести машину семнадцать часов подряд!

— С юридической точки зрения могу, потому что ограничения по времени нахождения за рулем применяются только к коммерческим транспортным средствам.

— Но в реальности вы уже через несколько часов устанете и будете представлять опасность для других участников дорожного движения.

— Возможна альтернатива, — задумчиво произнес Анджело. — У вас есть водительские права?

— Да, но я никогда не выезжала за границу, — ответила Мариана.

— И не водили большой фургон?

— Нет.

— Тогда я не буду просить вас сесть за руль машины. Но насчет усталости вы правы. Поэтому нам нужно распланировать поездку. — Он достал телефон и залез в Интернет. — На полпути находится Дижон. Там можно переночевать. Если мы выедем в пятницу утром, то доберемся до Лондона в субботу днем.

— Анджело…

— Знаю, я прошу слишком многого. Но, думаю, только ради вас дедушка позволит мне взять его бумаги. Он видит, как вы любите искусство.

— Он знает, что вы позаботитесь о его имуществе.

— Но вы с ним, в отличие от меня, одинаково тонко чувствуете живопись. Для него это имеет большое значение. Пожалуйста, Мариана! Мне нужна ваша помощь!

Эрик бы потребовал, а Анджело вежливо просил. Он уважал ее знания. Он прислушался к аргументам Марианы о том, что небезопасно вести машину столько часов подряд, и изменил свой план. Она оценила это и согласилась:

— Ладно.

Когда они добрались до ее отеля, Мариана остановилась в холле.

— Спасибо за то, что проводили меня. Я бы пригласила вас выпить кофе, но, думаю, вам нужно вернуться к дедушке. Увидимся завтра. В какое время будет удобнее для Лео?

— В половине девятого? — предложил Анджело.

— Я приду. И спасибо за то, что переводили сегодня для нас с Лео.

— Всегда к вашим услугам… Если дневники, которые вам нужны, находятся в бумагах деда, то они — на итальянском языке. Я мог бы перевести их для вас. И остальные бумаги тоже. Это поможет вам быстро разобраться с архивом.

— Разве вы не должны будете работать в офисе?

— Я могу часть своей работы передать коллегам, а часть ее выполнять дома. Сейчас для меня главное — мой дед. Пока вы будете фотографировать картины, я хочу на вечер съездить в Рим, повидать сестру. Можно ли оставить вас с дедушкой?

— Да, если он не против.

— Спасибо! — Анджело коснулся ее плеча. — Вы добрая женщина. И моя семья ценит то, что вы для нас делаете.

Прикосновение его руки было легким и кратким, но оно вызвало в Мариане искру желания, заставив взглянуть на губы Анджело и подумать, каково было бы ощутить их прикосновение к своей коже. А если бы он обнял ее? Отогнав эти мысли, Мариана напомнила себе, что нужно держать себя в руках.

— До завтра, — сказал Анджело.

— До завтра, — ответила она, чувствуя себя взволнованной.

После разрыва с Эриком Анджело был первым мужчиной, который заставил ее ощутить влечение, и Мариана не знала, как с этим справиться.

Всю обратную дорогу до палаццо Анджело размышлял о том, что с его стороны было ошибкой коснуться плеча Марианы. Она волновала его больше, чем любая другая женщина после развода со Стефани, что казалось совершенно нелепым. Ведь его отношения с ней должны быть сугубо профессиональными. Анджело лишь хотел, чтобы мечты деда осуществились. К тому же он знал, что в прошлом Мариана уже сильно пострадала. Ему нужно было отступить.

В воскресенье Мариана снова слушала, как Лео рассказывает ей о картинах, а в понедельник утром она начала более тщательную фотосъемку картин.

Во вторник Анджело отправился в Рим. Мать и сестра тепло встретили его. Эдуардо, его зять, был на работе.

— Вот, твой любимый чай из Лондона и баночка меда, — протянул Анджело матери пакет.

— Грацие! Спасибо! — Она обняла его. — Ты меня балуешь!

— И кое‑что для новоиспеченной мамочки, — сказал он, вручая сестре красивую коробку.

Она открыла ее и улыбнулась, обнаружив дорогую соль для ванн, ароматическую свечу и коробку конфет.

— У меня есть кое‑что и для моей прекрасной племянницы.

— Она сейчас спит, — сказала Камилла, — но обещаю, что разбужу ее через час, когда придет время кормления.

— Хорошо.

Анджело понимал, что не должен выдать перед сестрой ту муку, которая терзала его сердце, чтобы не причинить боль своей семье.

— Я купил Эду отличное виски, чтобы он мог поднять тост за новорожденную дочь.

— Ты такой милый! — Камилла обняла брата. — Как там дедушка?

— Держится молодцом. Сейчас он очень счастлив, потому что может целыми днями разговаривать с настоящим ценителем искусства.

— Эта искусствовед… Она действительно знает свое дело? — спросила Лукреция.

— Да. Сейчас она фотографирует все картины, а затем собирается поработать над бумагами дедушки в Лондоне, чтобы должным образом в них разобраться.

— А он позволит тебе привести их в порядок? — с удивлением спросила Лукреция. — И ты, и Кэмми не могли уговорить его разрешить вам даже прикоснуться к ним, не говоря уже о том, чтобы вынести их из палаццо.

— Сначала дедушка сказал «нет». Но он понимает, что Мариана не может оставаться во Флоренции достаточно долго, чтобы хватило времени упорядочить его архив. Дедушка пошел ей навстречу. Думаю, сыграл свою роль тот факт, что ей очень понравились его картины.

Лео определенно подпал под чары Марианы, и у Анджело было неприятное чувство, что с ним вот‑вот случится то же самое.

— Мы отвезем бумаги на машине в Лондон в пятницу.

— Отвезете на машине? Вы с ума сошли? — спросила Камилла.

— Мы так решили. Это самый простой способ, — пояснил Анджело.

— А эта Мариана милая? — спросила его сестра.

— Она много знает об искусстве. И очень его любит. Думаю, она хорошо поработает, — ответил Анджело и, желая сменить тему, пока мать или сестра не начали задавать ему неловкие вопросы о Мариане, жалобно спросил: — Меня напоят здесь кофе?

Лукреция приготовила кофе, но тут раздался тихий плач.

Ребенок!

Анджело напрягся.

Одно дело — видеть ребенка на мониторе компьютера во время видеозвонка, и совсем иное — находиться с младенцем в одной комнате. Анджело заставил себя ради сестры запереть в душе всю свою тоску и одиночество. До сих пор ему удавалось справиться со своими чувствами при виде детей своих друзей, потому что никто, кроме близких, не знал, почему Стефани развелась с ним. Но Анджело не был готов к тем чувствам, которые охватили его, когда Камилла застенчиво положила свою дочь — его племянницу, его плоть и кровь — ему на руки. Анджело захлестнул прилив любви и нежности, которого он никогда раньше не испытывал.