Впрочем, дело свое он знал хорошо, делал его с каким-то мрачным старательным отвращением, сигналы от трудового коллектива принимал четко и реагировал оперативно. Когда, например, один капитан-лейтенант неосторожно ляпнул в курилке, что слышал по «Голосу Америки» о том и о сём, то уже через пару дней ему пришлось паковать чемоданы, проститься с местом младшего научного сотрудника в ленинградском НИИ и отправиться на Дальний Восток, чтобы до конца службы бороздить на корвете разведки воды Тихого океана. Защищенному доктору наук и начальнику одной из лабораторий политически окрашенный анекдот, рассказанный лучшему другу, стоил руководящей должности и дальнейшей карьеры. Да, работенка была пакостная, но кто-то же должен ее делать, не так ли? И за сомнительными персонажами присматривать тоже, а к таковым не в последнюю очередь относились Ильинский с Гуревичем.

Один какой-то беспартийный тихушник, молчаливый и себе на уме; правда, мама у него героическая, этого не отнять, но яблоко от яблони, вопреки распространенному мнению, иногда откатывается ой как далеко. Исаев давно взял Савву под наблюдение, и чем меньше тот давал поводов для подозрений – а он их не давал вовсе, – тем больше раздражал этим особиста. Умник чёртов.

Гуревич раздражал еще больше. Во-первых – еврей. Одного этого достаточно, чтобы взять на карандаш. Будь воля Исаева, того бы и на километр не подпустили к секретному институту просто по «пятому параграфу», но времена стали не те, и приходилось мириться, что вот такой потенциальный мигрант в Землю обетованную допущен к военным секретам. Во-вторых – бабник, что неприятно напоминало Исаеву, давно растерявшему форму, навык и опыт, себя самого в дни славной молодости. В-третьих – подхалим и трепло, каких мало. А то, что эти двое в последнее время сдружились и то и дело в обеденный перерыв уединялись якобы для игры в шахматы, выглядело как настоящий заговор. Исаев регулярно излагал свои соображения на бумаге и рапортовал выше, но ответов на свои сигналы не получал. Если кто и поддерживал майора деятельно в его идиосинкразии к Гуревичу, так это коллега последнего по отделу, капитан третьего ранга Бакайкин. Сам он Исаева презирал, считал неудачником, солдафоном и опустившимся пьяницей; майор платил той же монетой, не без оснований полагая Бакайкина человеком без совести, принципов и просто гнусным субъектом, который в вооруженные силы пришел не Родину защищать, а с помощью звездочек на погонах устроиться на теплое место с хорошим окладом, умевшим только кляузничать на партийных собраниях, заниматься мелкими провокациями и писать развернутые доносы в особый отдел. Но один был эффективным орудием в конкурентной карьерной борьбе, другой – самым активным фискалом во всем институте, и обоих объединяла неприязнь ко всем, кто хоть как-то смел выделяться из ряда умеренных и аккуратных – прежде всего к Гуревичу, а теперь и к примкнувшему к нему Ильинскому. Поэтому при встрече они радостно пожимали друг другу руки, натужно щерились и уединялись в прокуренном кабинете майора, выстраивая стратегию и тактику борьбы с теми, кто вызывал у них неприязнь. Но к Ильинскому было не подкопаться, Гуревич легко отражал истерические наскоки Бакайкина на собраниях и временами не без успеха контратаковал, так что стратегия с тактикой буксовали, пока однажды Гуревич и Савва сами не подставились под удар, который должен был похоронить карьеры обоих.

* * *

Гуревич работал в лаборатории, занимавшейся проблематикой подавления вражеских систем связи в ситуации противостояния многоцелевым авианосным группам. Военно-морской флот в части технического оснащения всегда был впереди прочих родов войск, а в последние годы в этом оснащении мы постепенно, но уверенно проигрывали потенциальному противнику. Значение средств радиоэлектронной борьбы в условиях современной войны было огромным: выведите из строя средства связи, и подразделения полностью утратят централизованную управляемость, самолеты потеряют контакт с наземными службами, и слитный единый кулак авианосной группы, состоящий из нескольких подводных лодок в нижней полусфере, самолета AWACS[2] и истребителей боевого воздушного патруля, крейсеров, эсминцев, танкеров и, собственно, авианосца, рассыплется на несколько разрозненных, небоеспособных частей. Подавите средства ближнего и дальнего обнаружения, и враг уподобится слепому и глухому стрелку, ввязавшемуся в дуэль. Над системами РЭБ работали целые институты, в них отдельными направлениями занимались отделы, в лабораториях отделов тысячи лучших ученых и инженеров разрабатывали научно-исследовательские обоснования и проводили конструкторские разработки новых технических средств.

Гуревич, разумеется, рассказывал Савве о работе, главным образом о тех трудностях, с которыми ему приходилось сталкиваться ежедневно – а трудностей в этом деле хватало. Очевидно, что альфой и омегой эффективного подавления чужого сигнала были когерентность, совпадение частот сигналов передачи и подавления, волновых пиков и впадин. Подобное уничтожалось подобным – всегда; вот только в данном невидимом противостоянии брони и снаряда пока уверенно побеждала броня: частоты передающего сигнала постоянно менялись в псевдослучайной последовательности и не было никакой возможности эти изменения отследить – все равно что пытаться угадать, какое число загадано противником в диапазоне от единицы до триллиона. Можно было бы использовать заградительные широкополосные помехи, глушившие весь диапазон передачи, но применение БЧХ-кода[3] сделало это неэффективным: любого прорвавшегося фрагмента начального сообщения было довольно, чтобы восстановить его полностью. В ход шли скрытые помехи, импульсные сигналы, но удовлетворительного и полностью эффективного решения не находилось. Дело дошло до радикальных идей, вплоть до подводного атомного взрыва, который на долгое время создаст уровень помех такого масштаба, что сделает невозможным никакое акустическое обнаружение чего-либо, и тогда подводные лодки смогут подойти к супостату на дистанцию поражения – правда, и сами они будут двигаться, полагаясь только на старомодные компасы, перископы и зоркие глаза капитана, чего в современных условиях, мягко говоря, маловато. Гуревич предложил решение в виде создания сигнала такого высокого энергопотенциала, что просто сожжет к чертям все системы приема и передачи противника; правда, для этого предполагалось использовать космические спутники с фазированными антенными решетками, и сложность инженерной реализации на каждом этапе проекта возрастала по экспоненте.

Савва, по обыкновению полуприкрыв веки, слушал рассказы про далекие авианосцы и многоцелевые подлодки, импульсные высокочастотные сигналы и код Рида – Соломона[4], про AWACS и JTIDS[5], меняющиеся каждые шесть микросекунд частоты, – казалось, что слушал рассеянно, изредка задавая вопросы, но на самом деле складывая в памяти, как сумму данных интересной задачи, все, о чем повествовал Гуревич.