Тимон целеустремленно направился к столу Гаррисона. За один миг в неверном свете он успел охватить взглядом столы всех переводчиков. Столько работы нужно закончить до Дня Всех Святых… Он усмехнулся, припомнив условную фразу папы: «Вращая колесо, возделывают ниву».

Климент любил подобные загадочные фразы — считая их признаком тонкого ума, — но задача Тимона была проста. Он должен был украсть Библию короля Якова.

Тимон мог бы совершить это так, чтобы ни одна душа в Англии не узнала о похищении. Он намеревался запомнить все, до последней запятой, до мельчайшего примечания, со всеми ссылками на источники — вплоть до расположения клякс на каждой странице. Он должен был стать живым хранилищем всего написанного переводчиками.

На всей земле такое под силу было ему одному.

Тимону не объяснили, что намеревается делать мать-церковь с этим океаном слов, но он догадывался. Папа рассчитывал так или иначе уничтожить англиканскую веру и возвратить Англию католической церкви — Англию со всеми ее богатствами.

Разумеется, ничего не выйдет. Папа, как все правители, безумен — это следует из самой природы власти. Тимон убедил себя, что ему это безразлично, что сама работа доставит ему наслаждение.

Остановившись перед столом Гаррисона, он извлек из потайного кармана колесико и принялся вращать его, поначалу медленно, впечатывая буквы и знаки из лежащих перед ним записей.

Он сфокусировал внимание в острый луч, сосредоточился на своем занятии и понял, что первые строки ему знакомы. Левит, глава 26, стих 30: «Разорю высоты ваши и разрушу столбы ваши, и низвергну трупы ваши на обломки идолов ваших, и возгнушается душа Моя вами». Примечание на полях утверждало, что слово «низвергну» следует заменить на «повергну». Как скучна эта работа, если ничем иным переводчики не занимаются.

Тимон знал, что при чтении его губы шевелятся — детская привычка, с которой он давно перестал бороться. Кажется, она помогала ему запоминать длинные пассажи. Мнемоническое колесо было основным орудием его уникальной памяти. Собственное изобретение, основанное на системе «Луллиева искусства». Но всегда помогало прошептывать слова себе под нос. Тимон был подвержен греху гордыни, но считал, что своей памятью гордится по праву. Никто на земле не мог в этом с ним равняться. Память была его тайным оружием, его tellum secretus.

Он собирался перевернуть страницу, когда резкий треск из тени разорвал тишину пустого зала.

Ударом ладони Тимон загасил свечу. Беззвучно вернул мнемоническое устройство в потайной карман. Это старое здание. Могут трещать стены. Это ничего не значит.

Выждав два удара сердца, он услышал из темноты шаркающие шаги не более чем в двадцати футах от себя.

Тимон достал нож, напряг зрение, ловя любое движение. Лунный свет стремился пробиться сквозь высокие окна, но не слишком помогал.

Если недостаточно света, напомнил себе Тимон, используй другие чувства.

Слышит ли он чужое дыхание? Чует ли запах тела? Ощущает ли движение воздуха, потревоженного человеком?

За пришельцем было два преимущества. Он давно ждал в темноте, так что глаза его успели приспособиться к недостатку освещения. И он, видя огонек свечи, точно знал, где находится Тимон. Изо всех сил вглядываясь во тьму широко раскрытыми глазами, Тимон медленно пригнулся и отодвинулся от стола Гаррисона.

Противник прыгнул внезапно. Он едва не рухнул на Тимона. В лунном свете блеснул клинок. Тимон, оттолкнувшись ногами и натужно вскрикнув, откатился под стол Гаррисона. Атакующий с глухим ударом приземлился на пол, острие ножа чудом миновало цель. Убийца сплюнул и по-паучьи метнулся к Тимону.

Ткнув большим пальцем в лицо, Тимон надеялся выбить глаз. Он задел только линию волос, но и того хватило, чтобы заставить противника на миг отпрянуть. Тимон выбрался по другую сторону стола и встал. Мгновенно отыскал огниво и зажег свечу. В разрастающемся круге света возник пришелец в черном одеянии, с закрытым маской лицом.

Тимон видел только оружие врага: обоюдоострый клинок с шипами на рукояти.

Хорошо, что их разделял тяжелый дубовый стол.

Тимон глубоко вздохнул и улыбнулся, позаботившись, чтобы враг увидел его улыбку. В ней была полная уверенность в себе, ни следа страха — и жалости.

Рука с ножом дрогнула.

Ступня Тимона взлетела вверх, выбив из-под стола стул Гаррисона. Он ударил незнакомца выше коленей. Тимон вскочил на стол — словно взлетел. Пришелец, на мгновенье остолбенев, уставился на него, и тогда Тимон ногой вышиб у него нож.

Тот недолго пялился на свою пустую руку. Зарычал и выхватил из складок своего одеяния пистоль. Взвел курок и отступил на шаг, оказавшись вне досягаемости.

Улыбка не покидала лица Тимона. Он перелетел через голову противника так легко, словно был неподвластен земному притяжению, и оказался на соседнем столе. Развернувшись, мужчина успел увидеть тяжелый том, летевший ему в голову, и мгновенно пригнулся. Когда он выпрямился, Тимона не было.

Пришелец заметался кругами, пыхтя и вскрикивая. Он отчаянно щурился, но никак не мог увидеть цель. Он так и не понял, что произошло, когда Тимон возник у него за спиной. Острое как бритва лезвие чиркнуло по его гортани, оставив тонкую кровавую полоску.

Человек замер и опустил пистолет.

— Хорошо, — ласково похвалил его Тимон. — Самое безопасное для того, к чьему горлу приставлена бритва, — не делать резких движений.

Человек пыхтел, как кузнечные мехи.

— А теперь, не торопясь, к месту Гаррисона, вот сюда, — продолжал Тимон. — Думаю, оно тебе известно. Он ведь сидел здесь, когда ты его убил и изуродовал ему лицо.

Человек остался неподвижен.

— Я намерен задать несколько вопросов, — настаивал Тимон, подталкивая его вперед. — Это может затянуться. Тебе лучше сесть.

Мужчина упирался, и Тимон решил углубить надрез на его горле.

Сзади с грохотом распахнулась дверь. В зал ворвался человек с фонарем.

На мгновенье отвлекшись, Тимон опустил нож. Пришелец не упустил свой шанс. Он упал на колени и проворно ускользнул прочь. Тимон не сумел его перехватить. Человек за спиной орал:

— Ты здесь, я тебя вижу! Стоять!

Противник Тимона, оказавшись в тени, перекатился по полу. Не успев сделать и шага вдогонку, Тимон услышал щелчок мушкета.

— Не двигаться! — крикнули от двери. — Не то я спущу курок.

Голос показался Тимону знакомым. Подтверждая его догадку, кричавший приблизился, и его лицо осветилось.

— Мастер Лайвли? — Тимон устало покачал головой и спрятал нож. — Поздравляю вас. Вы только что помогли скрыться убийце мастера Гаррисона.

Лайвли медленно опустил ржавый мушкет. Его сухие губы приоткрылись. Он, казалось, выталкивал из себя слова. Тимон с преувеличенным отвращением разглядывал его, дожидаясь, пока смысл сказанного дойдет до книжника.