Какой-то седовласый старик на костылях кинул им в ноги свой паспорт, и его примеру последовали ещё несколько человек.

Проходящие мимо туристы аккуратно обходили эту толпу, а сограждане, тихо осведомившись о причине собрания, молча присоединялись.

Какая-то женщина поставила свечку, и от её пламени остальные люди стали зажигать свои.

Один из полицейских, паренёк лет двадцати, внимательно смотрел на этих «протестантов» и о чём-то думал.

Минут через пять он отделился от своего экипажа и подошёл поближе к поющим «бунтовщикам».

За спиной он слышал голос командира:

– Сержант Йесперсен! Немедленно вернитесь!

Для недавнего жителя захудалой деревеньки служба в столичной полиции – это пойманная за хвост «синяя птица удачи»: хорошее жалование, все социальные гарантии и другие сопутствующие блага, и оттуда просто так не уходят!

Но он вернулся, положил на капот машины своё табельное оружие, резиновую дубинку и удостоверение, и опять возвратился к этой толпе.

Завтра ему предстояла невероятно унизительная процедура увольнения без выходного пособия, но для себя этот парень решил: его место – с этими людьми!

Первоначально этот тихий митинг организовали всего полсотни человек.

Когда догорела последняя свеча, их было уже триста.

Андерс с трудом дожидался конца рабочего дня.

Он не находил себе места: всего несколько месяцев назад этот самый Мод сидел здесь, напротив его кресла, просил у него помощи, а он просто перекинул его трагедию в другую службу!

Он набрал номер Бригиты:

– Не хочешь встретиться?

– Давай, после работы. В «Чёрном Лебеде»?

– Да.

* * *

Сегодня Бригита пила только кофе.

– Что ты думаешь по этому поводу? – спросил Андерс.

Она даже не спрашивала его, по какому.

– В своё время они могли бы его просто купить, и этим бы всё дело и закончилось. Но у них не хватило мозгов даже на это, и вместо этого эти скоты стали на него давить и запугивать. Вот они и добились своего: теперь он «закусил удила», и его уже не остановить. Поймают его или нет – я не знаю, но теперь он им не нужен живым. Устроить закрытое судилище над ним уже невозможно, а открытый процесс может стать неконтролируемым.

Андерс заказал себе томатного сока и вымолвил:

– Но если его пристрелят при задержании, он станет «новым мучеником». А тогда мирное «протестное движение» может развиться в нечто большее.

– Правильно! И это они, при всей их тупости, понимают. Объявить ему амнистию и условия «почётной сдачи» для нашего «Первого Лица» означает расписаться в полной несостоятельности и опозориться на всю Европу. А этот новоявленный Робин Гуд может потребовать не просто отставки целой десятки сволочей, а чуть ли не реформы всей судебной системы!

Андерс внимательно посмотрел на Бригиту: она читала его мысли!

Он решил пофантазировать:

– А если предположить такой вариант: они его находят, но не убивают, а предлагают компромисс?

– Например?

– Пять лет тюрьмы вместо положенного пожизненного, да ещё не в обычной одиночке с душем и кондиционером, а в особой, вроде отеля, с правом выхода на свободу по выходным. Девочку отдают на попечение бабушки с дедушкой. Всех, кого он обвиняет в сексуальных преступлениях – посадить, на тех же условиях, а кого «в должностных» – показательно уволить. Тогда и наша власть сохранит лицо, и Мод может быть удовлетворён. Зато не будет никакой революции, и все эти демонстрации прекратятся за неделю!

Бригита закурила, задумавшись.

Андерс продолжал:

– Есть и другой вариант: «программа защиты свидетелей». Ему делают пластическую операцию и отправляют жить в другую страну, под чужим именем. Подкидывают его «фирменную» фиолетовую майку со следами его пота в кучу мяса на месте какой-нибудь катастрофы, а потом публикуют акт экспертизы ДНК для общественности. И опять все счастливы!

Выпустив клубок дыма, Бригита ответила:

– Это было бы идеально, но при одном условии: для этого у нашего «Первого Лица» должны быть или свои мозги, или умные советники. Но пока я не вижу ни того, ни другого. Мод пересёк «линию возврата» и, учитывая его темперамент, он может отказаться: «Или убивайте меня на этом самом месте, или меняйте всю вашу систему правосудия!»

– И тогда его закопают в землю, оставив условный знак, чтобы потом, в случае необходимости, предъявить его труп!

– Возможно, они так и сделают. Но и тут есть опасность: в подобных случаях часто возникают подражатели и самозванцы. Представляешь: через полгода в сопредельной стране объявляется какой-нибудь тип, который называет себя Модом Расмуссеном. Он придумывает историю своего необычайного спасения и требует возобновления расследования. И тогда этот скандал возобновляется!

– Новый «Лжедмитрий» или «княжна Тараканова»?

– Что-то вроде этого. Не забывай: как минимум, уже одна страна готова предоставить ему убежище, а таких может оказаться и побольше. Поэтому им важно найти его и убить, но списать его смерть на какую-нибудь «бытовуху» или самоубийство. И чем позорнее они изобразят его кончину, тем быстрее нормализуется эта ситуация. А на мёртвого можно вылить и тонну грязи: он никак не отмоется!

Бригита вдруг передумала о решении оставаться трезвой и заказала себе стопочку коньяка.

Опрокинув её, она продолжила:

– Я знаю немного больше: в этом деле завязаны не просто пара судей и прокуроров. Приказ передать его «Короне» поступил из «золотой десятки»!

Так в печати называли тех, кто принимал все стратегические решения во внутренней и внешней политике: спикера парламента, премьера и руководителей ключевых министерств и ведомств.

– Мне удалось получить копию заключения экспертов-психологов. Они заявили: «Девочка абсолютно вменяема, но очень тоскует по семье». Но в печать оно попадёт не в этой форме. Сначала они опубликуют заключение гинекологов: «Девственность обследуемой не была нарушена».

Андерс даже оторопел от такой подтасовки фактов:

– Но ведь ни Мод, ни Инга не говорили про вагинальные акты. Ты лучше меня знаешь, в какой форме это можно делать!

– Конечно! Зато на основании этого документа власти громко провозгласят: «Факт развращения не подтверждается!» И ещё они при этом поменяют всего одно слово, якобы девчонка говорит: «Я очень хочу к маме!»

* * *

Стихийные митинги протеста состоялись не только в столице, но и в других городах.

На фоне затяжного экономического кризиса, когда в стране царило всеобщее неудовольствие, вся эта история была подобна бочке пороха в тлеющем костре.