– Умер-не умер, а дело свое бросил, – голос Ивана наполнился грустью. Коллега тихо добавил: – Четыре года его никто не видел. Считаю, зря он подписал контракт с «Пейнт». Словно душу дьяволу продал. И не выдержал. Знаешь ты нашу Марию… Деньги, деньги. А он молодой был, двадцать лет. Не смог чужие приказы исполнять. Человек творчества…

– И он сломался, – подытожила я.

– Да, верно. А чтобы не засудили за невыполнение контракта, стал скрываться, будто преступник. – Иван покачал головой, с сочувствием вздохнув. – Он же пацан был. Преступник, блин. Скажут же…

Я задумчиво посмотрела на свой монитор.

Итак, понятно, почему Константин сбежал спустя год после заключения контракта: мировоззрение свободного художника не выдержало натиска коммерции. Зачем Коэн вернулся?..

– Спасибо, Вань, ты мне очень помог.

Иван казался легкомысленным и обыденным человеком, но сегодня я поняла, что мой коллега намного интереснее, чем я думала. А всего-то стоило начать разговор о чем-то, кроме работы. Константин Коэн меняет мою жизнь, находясь на расстоянии. Что будет, если мы снова столкнемся? Мне сильнее захотелось это узнать.

– Хм… – Иван взял со своего стола календарь с котиками и долго что-то считал. – Недавно действие контракта кончилось, и Костя мог вернуться в Москву, ничего не опасаясь, – сказал коллега. Хмурясь, добавил: – Но я бы не вернулся. Пока Мария здесь, пока «Пейнт» существует… не будет ему покоя. Так, ты довольна, Янка? Помог я тебе Сашу обойти?

Я кивнула. Стало понятно, почему я и Константин не встречались на мосту ранее. Я вернулась в Москву четыре года назад, а Константин уехал из Москвы четыре года назад. Может быть, мы были в одном аэропорту: я сходила с трапа, а художник, напротив, взмывал на самолете в небо.

– Такой вот бизнес бывает и такие ранимые творческие души. – Иван выдавил улыбку: – Заболтался я с тобой. Работать надо.

– Подожди, – я вскочила и подошла к другу. – Ты общался с Коэном лично? Видел его? Если бы он вернулся… ты бы захотел с ним увидеться?

Я не понимала до конца, почему мне интересно вновь и вновь говорить о художнике, но Константин заполнил пустоту в моем сердце, и я осознала, что впервые за четыре года не вспоминала причины своего побега из Лондона. Еще плюс в копилку нашего знакомства.

– Воронцова, я видел Костю пару раз мельком. Наши компании сотрудничали, а потом я перешел к Марии уже сюда, в рекламную фирму. – Иван почесал лохматый затылок. – Не говори о Коэне как о рок-звезде. Он не Фредди Меркьюри. Он просто мальчик из провинции, на которого давили взрослые дядьки и тетки из столицы, потому что их целью было поживиться на его таланте. Я думаю, любой бы сбежал.

– Рок-звезда, – повторила я, нетвердой походкой вернувшись к своему столу и опустившись на кресло. – Нет, не Меркьюри. Как Джон Бон Джови.

– Чего?

– Ничего, – отмахнулась я, глядя в монитор. Я открыла фото Константина, скаченное из статьи, и долго смотрела в его счастливые зеленые глаза. Юный художник светился от радости, а потом его погасили, как использованную много раз лампочку. – Жесток и тесен мир…

Прежде чем Иван понял, о чем я, в кабинет без стука ворвался главный помощник и «правая рука» Марии – Эдуард Ковалев. Высокомерный зазнайка в дорогом костюме не считал работников офиса за людей, но ругаться с ним было опасно, поэтому я старалась поддерживать с Ковалевым видимость хороших отношений, а простосердечный Иван и вовсе считал Эдуарда своим приятелем.

– О чем беседуете в разгар рабочего дня? – спросил Эдик, но в его взгляде читалось: «Мне плевать, я любимчик Марии и могу слоняться без дела по офису и портить вам, смертным, настроение».

– Да так, – я махнула рукой.

– Яна вдруг заинтересовалась искусством.

Предатель. Сдал меня, лишь бы ему не влетело!

– Искусством? – переспросил Эдуард. Он остановился и подошел к моему столу. Я в последнюю секунду успела скрыть с монитора фотографию Константина, заменив ее фоном рабочего стола. – О чем Иван говорит, Воронцова?

– Я о том, что Яну наконец-то заинтересовало что-то помимо работы.

Я закатила глаза. Иван, пойми ты: эгоистичный подлиза тебе не друг! Если вы пьете пиво по пятницам, не значит, что вы друзья.

– Фиг тебе, а не новый номер Саши, – я злобно глянула на Ивана.

– Это еще что? – Эдуард смотрел в мой монитор.

Я забыла закрыть фотографию? Нет, закрыла… Но иконка-то осталась. Разглядеть сложно, но Ковалев та еще проныра.

– Ничего, – ответила я.

– Это Коэн? – допытывался Эдуард. – Открой.

Пришлось подчиниться. Я щелкнула мышкой, и на мониторе вновь показалась фотография молодого и счастливого Константина.

– Вот это улыбка, знал бы он, что его ждет, – вздохнул Иван.

Оказывается, я не заметила, как Ваня вскочил со своего места и тоже уставился в мой компьютер.

– М-м-м, кто-то про работу говорил, – попыталась я прогнать коллег, но они оба только ближе прислонились к экрану, разглядывая блондина.

– Видел его недавно, – бросил Эдуард, в его голосе я отчетливо услышала раздражение. – Тот же мальчишка, одурманенный свободой. Вдохновение ищет. – Эдик, изучая мои документы – что он в них рассматривает?! – презрительно фыркнул: – Годы идут, а Коэн не умнеет.

Я скрипнула зубами. Неясно откуда взялась злость и заполонила все внутри меня. Если Эдуард работает с Марией, значит, он мог работать на компанию «Пейнт», и, если он работал с Константином, я прекрасно понимаю, почему Коэн сбежал. Надеюсь, перед уходом он как следует треснул Эдуарда по самодовольной роже.

Мне захотелось ответить что-нибудь резкое, обидное, грубое, наплевав на то, что Эдуард – мой начальник, но Ковалев не предоставил мне такой возможности. Откопав на моем столе сложенный пополам листок, мужчина довольно ухмыльнулся и произнес:

– Воронцова, это все, что вы сделали? Я бы на вашем месте задумался о дальнейшем существовании в нашей компании, ведь вы показываете высшую степень некомпетентности, не выполняя порученную вам работу.

На миг я опешила от его наглости. Я всегда выполняю работу в срок! Ну, кроме этого раза, когда мои мысли были заняты художником. Но я постоянно беру задачи на дом! И никогда не опаздываю! Да он… да как… Эдуард упивался своей властью и не скрывал этого.

Взяв себя в руки, я негромко возразила:

– Эдуард Алексеевич, это черновики. Отчет готов, я как раз собиралась в кабинет Марии Дмитриевны, чтобы отдать работу лично ей.

Эдуард замялся.

– Гм, понятно, – пробормотал он, хмурясь. Бросив взгляд на притихшего Ивана, потом на меня, Эдик направился к дверям, крикнув напоследок: – Работайте, хватит разглядывать фотографии всяких неудачников!

За ним закрылась дверь, и я негромко выругалась.