— Все чисто! — прорычал один из них.

Фредрик снял жилет. Хотелось пить. Сердце колотилось в груди. Дыхание было частым и прерывистым. Он вспотел.

— Что это за чертово место, — громко сказал Андреас. — Оно явно не для молебнов.

Фредрик попросил полицейских сообщить Сюнне, чтобы та вызвала группу криминалистов.

— И кого-нибудь, кто разбирается в химии. Кого-то, кто сможет объяснить мне, что значит вся эта чертовщина!

Он опустился на колени перед одним их холодильников и аккуратно потянул дверь. Пусто. Проверил следующий, затем все остальные. Везде было пусто.

— Здравствуйте, это Кари Лисе Ветре, Христианская народная партия. Спасибо за ваш звонок. К сожалению, я не могу подойти к телефону, но вы можете отправить мне текстовое сообщение, и я свяжусь с вами. Если вы представитель прессы, можете связаться с моим советником Тиной Хольтен. Хорошего дня!

Герхард Мунсен сложил ладони перед собой и скользнул взглядом по конференц-залу. Он стоял молча поразительно долго.

— Политика, — начал он, — искусство возможного.

Мунсен, одетый в обтягивающий, сшитый на заказ костюм, поправил пиджак. Из-за озорного взгляда он выглядел моложе своих лет.

— Политика без результатов — не что иное как упражнение для мазохистов и бесконечный фуршет с канапе и болгарским красным вином.

Он услышал тихий смех. За круглыми столами сидели десятки политиков из Стортинга, руководителей партий и советников. Покинув сцену, оратор оказался прямо среди них и остановил взгляд на сидевших за столом перед ним лидерах партий.

— Я здесь, чтобы говорить о том, что требуется. Что требуется от вас. Что требуется, когда политики четырех гражданских партий впервые в истории нации должны объединиться и править страной. Вместе. Заниматься реальной политикой. Применять закон всемирного тяготения в политике. Проявлять умение отдавать, чтобы получать.

Заднеязычное «р» выдавало в его речи диалект[12].

— Правительство, в котором не все части аппарата власти признают этот закон, будет медленно пожирать само себя.

Его улыбка торгаша обнажила белые как мел зубы.

— Пока в конце концов оно не падет замертво у ног мстительной оппозиции.

Он сделал паузу, а затем продолжил:

— Готовое к тому, чтобы его забили до смерти и сожрали.

Кари Лисе Ветре изучала лица сидевших в зале людей. Восемь лет они были грифами, оппозицией. Опросы общественного мнения свидетельствовали о том, что они хорошо делают свою работу. От скелета правительства вскоре не останется и мелкой косточки.

— В тот день, когда мы сформируем правительство, все непреодолимые разногласия между нашими четырьмя партиями должны быть устранены. Потому что у политических сорняков есть кое-что общее: они пробивают бетон, а этого не потерпит ни одно правительство. Даже нынешнее.

Он снова замолчал.

— Об этом я и хочу поговорить с вами сегодня.

Он развернулся, словно танцуя танго, и пошел обратно к сцене.

— О том дне, когда мы сформируем правительство.

Что если они на самом деле выиграют на выборах? Тогда именно с этими людьми он будет править страной. Нет. Не править. Менять. Менять страну вместе. Премьер-министр должен быть из правых. Это понятно. Их больше всех. Она остановила взгляд на Симоне Рибе. Если можно считать, что у круглого стола есть конец, то там и сидел лидер правой партии «Хёйре». Его волосы цвета перца с солью были гладко причесаны, как у многих государственных деятелей, лицо было загорелым, а зубы — идеально вычищены и отбелены. На нем был галстук королевского синего цвета и темный костюм, сидевший на нем как спортивное трико на конькобежце. Будущий премьер-министр страны.

Рибе подмигнул Кари Лисе. У него был особый дар чувствовать, когда за ним наблюдают. Его глаза хищно сощурились.

Христианская народная партия собиралась бороться за то, чтобы ее лидер Вибеке Фисквик стала министром финансов. Толстая и добродушная, в ярком костюме рядом с Рибе она была похожа на японскую иглобрюхую рыбу. Ее грудь покоилась на поверхности стола. Вибеке выросла в самом сердце фьордов западной Норвегии. Она представляла самое консервативное ядро партии. Выдержит ли она бремя такой должности — министра финансов? Ветре сомневалась в этом, но это сомнение она хранила как государственную тайну. Кари Лисе проиграла борьбу за руководящее место. Партия захотела выдвинуть Вибеке, и она должна совершить свои собственные ошибки, когда придет время.

Оратор, Герхард Мунсен, был легендой «Хёйре». Насколько она знала, он родился за границей, в Германии, но его родители были норвежцами, выходцами из среднего класса. Мунсен поступил в школу офицеров и сделал карьеру на флоте. В конце шестидесятых он удачно вложил свои средства, а в начале семидесятых, еще не завершив юридическое образование, стал миллионером-судовладельцем. Теперь он слыл баснословно богатым филантропом, известным своими щедрыми пожертвованиями. Молодые выскочки из «Хёйре» называли его участие в семинаре хеппенингом. Он был для них ветераном, стоявшим у истоков партии, с тех пор как «Хёйре» последний раз правили страной. Мунсен два года занимал кресло министра юстиции и восемь лет был членом Стортинга. Ветре прекрасно помнила, как он проигнорировал ее в коридорах парламента. Она была молодым советником. Он — экс-министром.

— Необыкновенно приятная сволочь, — сказал ее муж. Именно таким он и был.

Кто-то с силой ткнул Кари Лисе пальцем в плечо, что вывело ее из состояния задумчивости. Это оказалась Тина, ее советник.

— Вам нужно идти.

Из прорези в шапке-балаклаве на них смотрели глаза, в которых не было ни капли страха — только решимость. А потом экран засыпало снегом, и все почернело.

Они стояли в самой дальней темной комнате в подвале Сульру. Мигающий красный свет в верхней части двери говорил о том, что сработала сигнализация. Пол был выстлан приглушающим звук покрытием, а под рабочим столом гудел вентилятор. Пахло расплавленным пластиком и жженой пылью: запах цифровой лаборатории. На столе стояли четыре плоских монитора с поделенными на четыре части экранами. На них выводились изображения с камер видеонаблюдения, которые община спрятала повсюду в своем владении. Андреас потратил почти час, чтобы найти отрывок видео из амбара.

— Хорошая работа. Я сообщу Сюнне, — сказал Фредрик, хлопнув его по плечу.

— Спасибо, напарник, — ответил Андреас.

Напарники. Вот кем они были. Фредрик Бейер и Андреас Фигуэрас.

В попытке успокоить жаждущих результатов политиков комиссар Неме организовал то, что он сам называл «внутренними партизанскими отрядами полиции». Маленькие тактические подразделения. Они продвигаются в расследовании быстро и без бюрократии. Расследуют и раскрывают дела. Так называемая «команда разведки». Название вдохновило и политиков, и журналистов, и тем самым, на первый взгляд, была сделана половина работы. Газеты писали, что команда состоит из «опытных, ответственных и сформировавшихся как профессионалы следователей» с сердцем полицейского, бьющимся в интересах жителей города. А в полиции все знали, что на самом деле существует только три типа полицейских, сидящих, уплотнившись, в самом углу опенспейса в Грёнланне: неспособные, невезучие и впавшие в немилость.