— Вся проблема оказалась во мне, — продолжал Шилов. Его тонкие губы изогнулись в ухмылке. В этот момент он стал походить на изготовившуюся к смертельному броску кобру. От напряжения длинный неровный шрам, тянувшийся через всю левую половину лица бандита от виска до подбородка, налился кровью и побагровел. — На другом вы, может быть, и заработали. Может, кто-то бы и заплатил. Но не я! Стае Шило платить не будет! Это мне платят! Никогда и ни за что я не пойду на поводу у таких ничтожеств. Да ты и твои дружки, вы — гниды, ничтожные мелкие паразиты. Я на вас ногой наступлю — мокрого места не останется. Хотели меня кинуть? Кинуть! Меня?!

Шилов Склонился над парнем и, брызгая слюной, заорал ему прямо в лицо:

— Шавка подзаборная! На кого пасть раскрыл?! Дерьмо свое жрать будешь! Ботинки мне лизать! Просить меня, умолять, чтобы пристрелил, будешь! О смерти молить станешь! Клянусь!

Пальто сползло с костлявых плеч авторитета, черные как смоль длинные волосы, уложенные назад гелем, растрепались. Казалось — еще мгновение, и он набросится на несчастного и разорвет его голыми руками.

Безучастно стоявший до этого в стороне ближайший помощник и правая рука Шилова головорез по прозвищу Гарик решил вмешаться. Сделав знак телохранителю поднять упавшее пальто, он тихо, как тень, приблизился к боссу. Осторожно положил свою пухлую ладонь ему на плечо и легонько встряхнул.

— Остынь, Шило.

Шилов резко обернулся и перехватил за запястье тронувшую его руку. Его дыхание было тяжелым, ноздри широко раздувались, как после быстрого бега. Злые затуманенные глаза непонимающе смотрели на Гарика. Но ни один мускул не дрогнул на лице помощника. Оно оставалось совершенно бесстрастным, лишенным всяких эмоций. Казалось, разъяренный взгляд нисколько не тронул его. Такое поведение произвело эффект, подобный ведру холодной воды, вылитой на голову. Шилов стал успокаиваться. Он непонимающе посмотрел по сторонам: на своего телохранителя, безразлично взиравшего на все со стороны, на парня, привязанного к стулу, на второго пленника, съежившегося в углу. Затем снова повернул голову к помощнику.

— Все нормально?

— Да, — кивнул авторитет.

— Моя рука. — движением глаз Гарик указал на запястье.

— Прости, Гарик. Прости. — он дружески улыбнулся. Теперь ничто в нем, за исключением налившегося кровью шрама, не напоминало о недавно перенесенном припадке ярости. Приводя себя в порядок, Шилов пригладил рукой волосы. Затем забрал у телохранителя пальто и, накинув его на плечи, сел в стороне на перевернутую вверх дном пустую коробку.

— Ну что, будешь говорить, где картина? — обратился он к пленнику.

Тот устало замотал головой.

— Сколько раз повторять: я не знаю, где она. Да если бы и знал, не сказал бы. Ты все равно нас прикончишь, — еле шевеля пересохшими губами, произнес он.

— Верно, вы — покойники. Но сначала ты мне скажешь, где моя картина!

— Она не твоя.

— А чья? — Шилов изобразил изумление. — Может, твоя? Или того старого мудака, что полвека прятал ее дома? А может, она принадлежит народу?

Стоявший позади авторитета телохранитель громко хихикнул, довольный юмором босса.

Шилов обернулся и кинул на громилу раздраженный взгляд, смысл которого можно было расшифровать следующим образом: «Кто тебе разрешал открывать рот, придурок!».

Телохранитель осекся, виновато засопел и снова напустил на себя грозный вид.

— Гарик, начинай. — кивнул Шилов помощнику. Все с тем же невозмутимым спокойствием тот поставил рядом со стулом, к которому был привязан пленник, картонную коробку, накинул на нее салфетку. Затем открыл саквояж из потертой коричневой кожи и принялся извлекать из него всевозможный инструмент: кусачки, ножи разных размеров, пилки, иглы и прочие вещи, при виде которых по спине невольно начинают бегать мурашки.

Покончив с приготовлениями, Гарик по-хозяйски осмотрел свое имущество, натянул на руки резиновые хирургические перчатки и объявил:

— Я готов.

— Последний раз спрашиваю, где картина? — обратился Шилов к парню. — Молчишь? Черт с тобой!

Только я тебя предупреждаю: если он дорвется — будет поздно, — он кивком указал на Гарика.

Пленник продолжал упорно хранить молчание.

— Что ж. Теперь он твой, Гарик. Только, пожалуйста, помни: он не должен сдохнуть быстро.

— Не первый раз. — флегматично произнес Гарик голосом, от которого кровь стыла в жилах.

Взяв тонкий нейлоновый шнур, он старательно привязал руки парня к подлокотникам, а голову при помощи петли — к спинке стула. Теперь несчастный мог шевелить только ногами. Но и это продолжалось недолго. Увесистый молоток, появившийся в руке бандита, описал короткую дугу и со всего размаху угодил острой частью в правое колено парня.

— А-а-а. — от адской боли и неожиданности завопил тот. — Су-у-ки.

Его душераздирающий крик разнесся по подвалу, эхом отозвавшись в дальнем, скрытом во мраке конце помещения. Не успело оно стихнуть, как вопль, на этот раз с новой силой, повторился: молоток палача опустился на коленную чашечку другой ноги. Теперь удар был намного мощнее. Кость хрустнула.

Пленник потерял сознание.

Пока Гарик приводил его в чувства, Шилов повернулся к другому парню.

— Смотри. смотри. Ты следующий, — предупредил он. — А может, спасешь друга и себя заодно? Ну?! Скажи, где картина?

Несмотря на царившее в душе смятение и панику, парнишка в разодранном, окровавленном камуфляже нашел в себе силы и замотал головой. Он был еще очень молод, и ему совсем не хотелось умирать, хотя он знал, что игры с таким авторитетом, как Шило, добром не кончаются.

— Героя из себя корчишь, — процедил Шилов. — Дурак! Отдай мне картину, и я забуду, что вы хотели меня кинуть, забуду про шантаж. Мало того, заплачу бабки, как договаривались, и разбежимся. Забудем про это недоразумение. Я же вас понимаю. Ну что, по рукам?

Однако, несмотря на приятельский тон, глаза авторитета по-прежнему оставались по-змеиному холодными. Они выдавали обман. Парень понял это и продолжал хранить молчание.

Тем временем первый пленник пришел в себя. Тихо постанывая, он приоткрыл глаза. Вновь вернувшееся сознание возвратило его в мир боли и страха. Палач готов был к продолжению пытки. На этот раз в руках он держал плоскогубцы. Когда парень увидел их, ему снова сделалось дурно. Но отключиться ему не позволили: ледяная вода, выплеснутая в лицо, быстро привела его в чувства.

Неторопливо примерившись, Гарик ухватил плоскогубцами ноготь на мизинце правой руки пленника.

— Сейчас будет немного больно.

В следующую секунду тишину разорвал очередной вопль. Парень судорожно задергался, словно сквозь его тело пропустили электрический ток.

— Это первый, — Гарик поднес к его носу окровавленный ноготь, с которого свисали куски кожи и мышц. — Осталось девять. Мне продолжать?