– Мисс Уиллз, это Траск! Откройте немедленно!

– Но я… я не одета… – послышался слабый ответ. – Прошу вас, поговорим позже.

– Нет, мы поговорим немедленно! Откройте, черт возьми!

– Повторяю, я не одета. Неужели вы не…

– Присцилла! Открой эту чертову дверь! Открой, иначе, клянусь, я ее вышибу!

Изнутри донесся полный ужаса возглас. После короткой паузы Присцилла взмолилась:

– Мистер Траск, дайте мне немного времени. Через полчаса я поднимусь на палубу… обещаю.

– Даю вам три минуты, и ни секундой больше, мисс Уиллз. – На миг ярость Брендона сменилась вежливостью. – Как только они истекут, я войду.

– Нет! – пронзительно вскрикнула она, после чего послышались какие-то приглушенные звуки и новые мольбы. – Вы не посмеете войти. Это моя каюта, и я запрещаю вам переступать порог.

– Ваше время истекло, мисс Уиллз. – Окончательно выйдя из себя, Брендон витиевато выругался.

Примерившись плечом, он обрушился на дверь всем своим весом, еще и еще раз, пока замок не подался и дверь не распахнулась, с треском ударившись о стену. Изнутри волной ударил запах – тошнотворный, кислый и ужасающе насыщенный, – запах морской болезни. В каюте не было, казалось, и глотка воздуха.

На стене теплилась, мигая, масляная плошка. В ее тусклом свете он едва различил Присциллу, распростертую на узкой корабельной койке. Глаза ее казались неестественно огромными на изможденном и пепельно-бледном лице. Спутанные волосы свешивались на пол. Ночная сорочка, мокрая от пота, прилипла к телу. Потрясенный, Брендон заметил, однако, что вздымающиеся от учащенного дыхания груди далеко не такие маленькие, как он полагал.

– Не смейте смотреть на меня, – пробормотала Присцилла. – Прошу вас, уходите.

Увидев темные круги у нее под глазами, дрожащие пальцы и капли пота на лбу, Брендон пришел в еще большую ярость.

– Советую помолчать, мисс! Наняв меня, вы тем самым возложили на мои плечи ответственность за свою жизнь и здоровье, – он едва говорил от бешенства, – и я не собираюсь стоять в сторонке и ждать, пока вы загоните себя в гроб. Почему не предупредили меня, что подвержены морской болезни?

С трудом овладев собой, Брендон очень осторожно поднял Присциллу на руки. Идиот, болван, почему он не проявил к ней больше внимания, почему ничего не заподозрил? Ведь знал же он, знал, согласившись сопровождать ее, что не все пойдет гладко. Девчонка совершенно беспомощна! Как, дьявол ее забери, она выживет в Техасе?

– П-платье… – простонала Присцилла, в отчаянии глядя на ночную сорочку, – корсет… мистер Траск, это не… неприлично! Я должна одеться как положено…

– Неприлично? Да мне плевать на приличия!

– А вот в это, мистер Траск, я охотно верю, – заметила она, неожиданно выказывая присутствие духа, что несравненно больше ему понравилось.

Когда он проходил мимо стюарда, тот с состраданием заглянул Присцилле в лицо и покачал головой.

– Сэр, я немедленно займусь… э-э… каютой. Когда леди вернется, все уже будет в порядке.

– Минутку, – остановил его Брендон. – Прежде чем заняться уборкой, принесите на палубу чашку крепкого бульона и несколько сухарей.

– Будет сделано, мистер Траск, сэр!

Стюард ускорил шаг, обогнал Брендона и почти скатился вниз, в камбуз. Присцилла несколько раз шмыгнула носом, и Брендон заметил, что она борется со слезами.

– Я не могу появиться на палубе. Прошу вас, не вынуждайте меня! Неужели вы не понимаете? Я в ночной сорочке. Что подумают люди, когда увидят меня?

– Во-первых, – прорычал он, подхватывая ее поудобнее, – сейчас на палубе никого уже нет, во-вторых, там темным-темно, а в-третьих, я и гроша медного не дам за мнение людей на этот счет. Я дал слово доставить вас до «Тройного Р», и притом в целости и сохранности. Если для вас приличия превыше жизни, это ваше дело, но я не такой дурак. Это же надо, так истязать себя!

– По-моему, мне уже лучше, – поспешно сказала Присцилла, пытаясь прервать упреки, обрушившиеся на нее, и обессилено привалилась к его плечу.

Брендон приблизился все к той же бухте каната у палубной надстройки и уселся на нее, устроил Присциллу у себя на коленях. Ветерок разметал темные локоны девушки, а под прилипшей к телу сорочкой явственно обозначились контуры ее тела.

– Черт возьми, как же вы исхудали! – бросил Брендон, стараясь замаскировать жалость раздражением. – Вы и раньше-то были как цыпленок, а теперь и вовсе остались одни кости.

Даже в сумерках он заметил, что щеки ее залились малиновым румянцем. Полная луна светила ярко, и он рассмотрел темные кружки там, где рубашка обтянула груди, и острые вершинки сосков. Опустив взгляд, Брендон различил округлый изгиб бедра. О нет, девушка оказалась совсем не так худа, несмотря на то что все эти дни ничего не ела.

Вскоре появился стюард с чашкой бульона и сухарями, и Брендон заставил Присциллу поесть.

– Здесь немного, вам это пойдет только на пользу. Постарайтесь удержать бульон в желудке, и если получится, я пришлю попозже еще столько же.

Поскольку на палубе и впрямь никого не оказалось, Присцилла почувствовала себя увереннее. Выпив бульон и с удивлением убедившись, что тошнота не возвращается, она начала грызть сухари.

– Никогда еще еда не казалась мне такой вкусной.

– Шторм уже позади, и море успокаивается, – заметил Брендон более благодушно, чем прежде. – Свежий воздух – лучшее лекарство от морской болезни.

Снова вспомнив обстоятельства, при которых ее увлекли на палубу, Присцилла посмотрела на себя и ужаснулась. Промокшая от пота сорочка, свалявшиеся волосы… Ей захотелось заползти в какой-нибудь угол и там умереть от стыда.

– Полагаю, на этом судне невозможно принять ванну?

– Ошибаетесь, мисс Уиллз. Это, конечно, не пассажирский пароход, но капитан Донахью – человек весьма изобретательный. Он как-то ухитряется нагревать воду с помощью корабельного двигателя. После недавнего ливня пресной воды на пароходе много, а поскольку других страдающих дам здесь нет, на вашу долю хватит. – Он заметил новый приступ смущения и поспешил добавить: – Особенно если в знак благодарности вы составите капитану компанию за ужином.

Присцилла порывалась подняться с его колен, но была еще слишком слаба, поэтому ограничилась тем, что, посмотрев ему в глаза, заметила:

– Я сказала, что доверяю вам, мистер Траск, и не ошиблась, однако никогда, никогда не прощу вам того, как беспощадно вы пренебрегли моим чувством собственного достоинства.

Воцарилось молчание. Брендон, глядя из-под ресниц на все то, что мог различить под тонкой ночной сорочкой, думал: приходило ли в голову Присцилле, что он уже не раз представлял ее совершенно обнаженной?

Присцилла, взяв последние две заколки, закрепила над ушами тяжелые волны каштановых волос. Зеркальце над небольшим секретером было до того крохотным, что в нем она видела только малую часть общей картины. Секретер, довольно ободранный столик с фарфоровым кувшином, единственный стул и узкая койка, укрепленная на стене, составляли всю меблировку каюты (а таковых имелось лишь несколько на внутренней палубе парохода).