Солнце уже взошло и висело словно кровавый шар, рожденный земным лоном; его красные лучи все сильнее освещали мир вокруг нас, окончательно прогоняя темноту. Я чувствовал себя счастливым и могущественным. Я победил врагов, я получил Осбургу. И, вспомнив о моем друге Эсбьорне, пожелал ему славы и наслаждения в Валгалле.

Наконец, мы вышли на берег, и я сразу же подошел к Браги — похвастаться своей прекрасной добычей.

— Мы победили, Браги! Мы заняли деревню! — закричал я, как только его увидел, и побежал навстречу, не выпуская при этом своей рабыни.

Но скальд выслушал новости о победе с совершенным равнодушием и совсем невнимательно — рассказ об успехах своего ученика. Его глаза не отрываясь смотрели на горизонт, словно видели нечто, поднимающееся из золотого тумана над волнами. Едва взглянув на меня, он все продолжал смотреть на тени, плавающие в утреннем тумане. Я прищурился, пытаясь разобрать, что же так привлекло внимание Браги. И вот мало-помалу стал различать: над морем, подобно крыльям разноцветных птиц, летят поднятые паруса. Скоро горизонт заполнился кораблями, вынырнувшими из густого тумана. Никогда я еще не видел столько драккаров в одном месте! Это было подобно видению конца света. Крылатые драконы выбрасывались на незнакомый берег, изрыгая, словно свои внутренности, людей — пылающих яростью и гневом норманнов. И этим видением закончилось для меня то раннее утро моей первой битвы и первой победы: под слабыми лучами осеннего солнца к земле восточных англов приближалась великая армада, соединенный флот викингов, самый могущественный, который собирался когда-либо. Это были непобедимые воины Айвара Бесхребетного.

Из первого корабля на берег вышли три самых известных скальда — Сигтруггр, Струбьорн и Торальдр, которые всегда сопровождали конунга и создавали песни, достойные его славы.

Затем появился король и господин Уппсалы, всей Скании, господин Хибернии, завоеватель Эрина, правитель Германии и Ютландии, грядущий хозяин Британии, наш король Ингвар Рагнарссон.

Ингвар Рагнарссон, или Айвар Бесхребетный, как он иначе назывался, обязанный своей славой в первую очередь тем, что в битвах оказывался недосягаемым для любого оружия, был человеком воистину необычным. И дело не в том, что он был очень высок или очень силен, а скорее в том, что долгий век воина являл всем его настойчивость и неукротимый боевой дух. В своем возрасте он вместо того, чтобы спокойно почивать на лаврах и предоставить непосредственное ведение боевых действий молодым командирам, все еще получал наслаждение от боя, причем наслаждение не меньшее, чем от преданности своих ярлов. Для своего возраста он был очень могуч. Однако самое главное его достоинство заключалось не в силе, а в том, что видели датчане в его глазах. А в глазах его сверкала мудрость змеи — ум жестокий и одновременно мужественный, который пугал всех, кто отваживался заглянуть в них. И я сразу почувствовал, что, хотя мы все тоже являемся кровными норманнами и обладаем немалым мужеством, смотреть в глаза конунгу не следует ни при каких условиях.

Айвар создал себе имя на завоеваниях в Эрине и Ольстере. Скупость сделала его настоящим викингом — всегда жадным до любой добычи, до любого грабежа. Он был известен как великий стратег, что потом не раз подтвердилось во время нашей кампании. Но, несмотря на все достоинства Айвара, эти змеиные глаза внушили мне ощущение, что им нельзя, невозможно верить, с самой первой секунды. Он очень отличался от моего отца и от других норвежцев, с которыми мне прежде приходилось сталкиваться. Те появлялись в Кайте, строили там поселения, привозили с собой семьи или брали в жены местных женщин. Изобильная земля давала им возможность прекратить заниматься пиратством, и в конце концов они привыкали к мирным обычаям скоттов. А многие из тех, что женились на женщинах скоттов, и вообще перенимали их миролюбивую веру.

Люди, которых Айвар привел с собой из Эйре, тоже по большей части оставили обычаи своих предков. Но в отличие от тех норвежцев, что осели в Кайте, начав обрабатывать землю и занявшись рыболовством или торговлей вместо пиратства, норвежцы Айвара занимались исключительно и только последним. Обе группы считали, что ни на йоту не отступились от самой сути образа жизни норвежцев, но каждая из них придерживалась совершенно различных сторон культуры предков.

Корабли армады Айвара закрыли собой весь горизонт. Но больше всего меня поразило то, что многие из этих судов оказались лангрскипами — длинными посудинами, которые могли вместить более тридцати человек. Их борта были сплошной стеной щитов, по двадцать с каждого борта, а бушприт являл собой голову дракона, изукрашенную сценами резни грядущих врагов.

Хальфдан, брат Айвара, был одним из работорговцев, сопровождавших конунга на его пути, начиная от завоевания Эрина. Хальфдан оказался еще более корыстолюбивым, чем Айвар, и к ним обоим я с самого начала почувствовал откровенную ненависть. Скоро я понял, что плохое впечатление, произведенное на меня обоими братьями, имело под собой серьезные основания, ибо как только они высадились на берег, у нас возникло множество различных проблем.

Как только Айвар ступил на берег, Браги встретил его и сообщил о решении ярлов взять близлежащую деревню и об успехе этого нападения. Как рассказывал нам потом старый скальд, при известии об этом Хальфдан пришел в ярость и потребовал голов тех ярлов, которые сделали это, назвав их предателями. Однако Айвар осадил брата и заявил, что наши вожди поступили правильно, и что, благодаря этой атаке, у них теперь есть хорошая база для дальнейших военных операций. Правда, как сообщал потом Браги, говорил конунг при этом весьма цинично и желчно, а Хальфдан вдруг рассмеялся и как-то подозрительно быстро согласился со своим знаменитым братом. Все это, а особенно то, что гнев Хальфдана улегся слишком быстро, скальд нашел весьма странным и поспешил уведомить отца о столь необычном поведении вновь прибывших.

Весь день воины провели, разгружая корабли и устраивая лагерь на выгодных позициях вокруг деревни. Никогда еще до сих пор я не видел такого количества воинов в одном месте, такого количества вооружения и запасов! Да и действительно, норвежцы впервые собрали такую значительную армию в тридцать раз по сто человек. Большая часть этих викингов прибыла с крупного норвежского поселения на острове Эйре, но были здесь воины и из земли скоттов, и из самой Норвегии, и из Дании. Все они держались обособленными группами или отрядами, которые управлялись теми ярлами, которые их набрали.

Поскольку в поселении не нашлось достаточного количества домов, чтобы устроить всех, люди разместились небольшими группами вокруг костров по внешней линии болота огромным полумесяцем. Теперь при попытке нападения противник должен был прорваться через внешнее кольцо нашей обороны. Подобная попытка, разумеется, была бы полным безумием. В ограждении сумели разместиться лишь те отряды из Кайта и Вестфолда, которые брали деревню, а также Айвар с Хальфданом. Такое соседство отравило мирную атмосферу отдыха завистью и подозрениями, поскольку викинги, прибывшие позже, тоже хотели участвовать в дележе добычи. Некоторые особо горячие головы рвались брать деревню едва ли не заново, но их пыл остудил Айвар, заявив, что боевой дух следует поберечь для дальнейшего покорения этих земель. В этом он, без сомнения, выказал здравый смысл и мудрость вождя. Но все-таки я не мог отрешиться от мысли, что основной причиной такого решения было то, что никто из его воинов просто-напросто не знал дороги через трясину к деревне.