Он почти прокричал эти слова, потом взял конверт и отшвырнул его подальше. Я был поражен и почти что испуган поведением дедушки, потому что в этот момент он был непохож на самого себя.

— Не надо так, папа, — сказала мама, собирая бумаги. — Я уже тебе сказала, что мы с Пьеро пойдем в муниципалитет и все уладим. А если у нас ничего не получится, мы обратимся к адвокату.

— Я уже ходил в муниципалитет, ничего нельзя сделать, — глухо сказал дедушка. — Будь прокляты они и их дорога! Эти мерзавцы хотят отобрать мою землю!

— Папа, успокойся! — повторила мама. — Здесь же Тонино.

Тогда дедушка вздрогнул, будто очнувшись ото сна, и перевел взгляд на меня. На этот раз он по-настоящему посмотрел на меня и улыбнулся:

— Подойди сюда, молодой человек! Думаешь, твой дед совсем спятил, да? Тем более об этом столько говорят. Ну и почему ты так одет?

— Сегодня карнавал, дедушка.

И мне захотелось плакать при мысли о том, что мои друзья гуляют в своих костюмах и празднуют, а я сижу здесь уже два часа и слушаю, как кричит дедушка, и никто ничего мне не говорит.

— Сегодня карнавал, а ты тут теряешь время со мной? Феличита, как ты могла сегодня притащить Тонино ко мне!

— А когда я могла его привезти? Мы свободны только по субботам! И потом, он сам хотел к тебе прийти, чтобы ты увидел его костюм.

— Правда? Но тогда мы должны это отметить! — сказал дедушка, снова став самим собой. — Теперь мы приготовим сладкие блинчики, которые так нравились твоей маме, когда она была маленькой. А еще включим музыку!

— Папа! — вскричала мама.

— Никакого папы! — отрезал он. — Ты начинай готовить, а я сейчас приду.

Мама, вздыхая, надела фартук и стала доставать все необходимое.

— Помочь тебе? — спросил я ее.

— Давай. К счастью, карнавал всего раз в году.

Мама казалась не очень-то довольной, но постепенно ее настроение изменилось, и она начала петь.

— Когда я была маленькой, во время карнавала бабушка Линда всегда пекла блинчики. За готовкой она пела. Я сидела там, где ты сейчас, и помогала ей. А под конец у меня все лицо и все руки были выпачканы мукой — как у тебя сейчас. На карнавал к нам приходила куча людей: все ели, плясали, смеялись… А дедушка, вот сумасшедший…

Пока мама говорила, за дверью раздались звуки аккордеона. Мама замолчала и прислушалась.

— Вот! — сказала она тихо, кивнула головой и улыбнулась.

— Можно войти? — спросил дедушка.

— Входи, дедушка! — закричал я. Я не знал, кто играет, но мне не терпелось увидеть его.

Дверь внезапно распахнулась, но за дверью было пусто: только где-то там, в темноте, играл аккордеон.

— Дедушка, заходи же! — еще раз закричал я. Я был так возбужден, что ноги у меня просто тряслись.

— Я правда могу войти? — повторил он. Мама рассмеялась, а я заорал что есть мочи:

— Да-а-а!

— Хорошо, раз ребенок так настаивает, я…

Аккордеон на миг замолк, потом издал трель, и наконец:

— Иду! — воскликнул дедушка, перемахивая через кухню огромными шагами.

На голове у него был высоченный кривой цилиндр. Еще он надел фальшивый нос, темные очки и галстук в красный горошек. Пока дедушка шел, с него свалилась шляпа. А когда он нагнулся, чтобы поднять ее, упали очки и фальшивый нос. Мы с мамой расхохотались.

— Видишь, я стал старым, — вздохнул дедушка. — Раньше со мной такого бы не случилось, даже если бы я и хотел.

— Нет, папа, ты необыкновенный, — сказала мама и крепко-крепко обняла его. У дедушки на глазах выступили слезы, и он шмыгнул носом, как ребенок. А я, впервые видя его таким, очень разволновался и не знал, плакать мне или смеяться.

— Ладно, сыграй нам что-нибудь, пока мы готовим блинчики!

Дедушка шмыгнул носом, сел и заиграл на аккордеоне. Мама подпевала, бросала блины и пускалась в пляс. Так мы потратили уйму времени, но зато я действительно повеселился. В тот раз мама разрешила мне делать все что угодно.

Когда мы закончили делать тесто, мама напекла блинов, я хорошенько посыпал их сахаром, а потом мы сели за стол. Дедушка спустился в погреб за бутылкой сладкого вина и во что бы то ни стало хотел налить мне капельку.

— Но, папа, он еще ребенок!

— Глупости, в его возрасте ты постоянно пила вино! Он твой сын или нет?

Так мы ели, пили и играли, пока мама не посмотрела на часы и не сказала:

— Папа, уже восемь. Мы должны ехать.

— О, да! — сказал дедушка, опять посерьезнев. Он пошел в другую комнату, а вернулся уже без аккордеона, носа и цилиндра.

— Это был прекрасный день, — сказал он. — Я почти что вернулся в старые добрые времена. Хотя на самом деле…

— Папа, я уже тебе говорила, что ты не должен жить тут один, тебе плохо, ты вбиваешь себе в голову черт знает что…

— И куда я должен ехать? — спросил дедушка. — Может, к тебе домой?

— Да! Поехали к нам! — начал умолять я.

Дедушка Оттавиано улыбнулся и погладил меня по голове.

— Знаешь, что происходит со старыми деревьями, когда их пересаживают? Они умирают. Скажи это своей матери.

— Упрямый как осел! — обругала его мама и, фыркнув, вышла.

По дороге я заснул, а на следующее утро проснулся в своей постели. Бабушка Антониэтта рассказала, что я вернулся домой «скорее мертвый, чем живой» и испачканный «самым ужасным образом».

— Кто знает, что вы натворили у дедушки Оттавиано! — сказала она.

Чтобы разозлить ее, я не стал ничего ей рассказывать. Только пошел взглянуть на костюм Супермена, который валялся на полу у кровати. Он был весь в муке, масле и вине.

Мама его выстирала, но пятна от вина остались, и я не мог его больше носить. Тогда я расстроился, а теперь не променяю его даже на две модели «феррари» и «тойоты» — мою нынешнюю мечту. Потому что этот костюм — мое последнее счастливое воспоминание о дедушке.

Почти сразу после карнавала я заболел и двадцать дней не ходил в школу. В первые дни у меня была высокая температура, ужасно болело горло, а когда я кашлял, папа говорил, что я звучу как расстроенная труба. Доктор сказал, это тяжелая форма бронхита, и велел прикладывать к голове лед, чтобы сбить температуру. Бабушка Антониэтта и дедушка Луиджи каждый день навещали меня и говорили маме:

— Конечно же, ребенок заболел в «том» доме, он такой холодный!