— Что бы я без тебя делала! — вздохнула она со слезами на глазах.

В школе учительница задала нам сочинение о весне. Я рассказал о дедушке, о сломавшейся машине и о штрафе. Получилась целая страница. Но учительница сказала, что весна тут ни при чем, и оставила в моей тетрадке замечание.

Через два месяца пришлось заплатить еще один штраф, потому что мама в то утро поехала на красный свет. Я не стал писать об этом в тетради, но дома нарисовал полицейского в больнице с ногами в гипсе, а рядом его плачущую жену. Я показал рисунок маме, но она сказала, что полицейский выполнял свой долг. Никогда ее не поймешь, подумал я.

Несколько дней дедушка не заговаривал о том, чтобы вернуться домой, и вел себя нормально. То есть нормально с точки зрения мамы и бабушки Антониэтты — но не так, как он вел себя раньше. Он все время был очень спокоен и молчалив и проводил большую часть времени с Альфонсиной. Часто я видел, как он сидит на балконе или в саду, греясь на солнце, а Альфонсина — у него на руках. Время от времени он прогуливался взад-вперед и тихо с ней разговаривал.

Однажды бабушка Антониэтта сказала маме:

— Не лучше ли, чтобы гусыня оставалась дома?

— Почему?

— Ну, знаешь, соседи…

— Что странного в том, чтобы носить на руках гусыню? Некоторые гуляют с собаками и делают вид, будто разглядывают витрину, когда те делают свои дела прямо на тротуаре!

Бабушка Антониэтта покраснела и больше ничего не сказала. Однажды я спросил у дедушки, о чем он разговаривает с Альфонсиной.

— О, мы говорим о стольких вещах! О том, как было хорошо, когда была жива Линда, об этих мерзавцах, что хотят забрать у меня землю… О стольких вещах… — Дедушка уставился в пустоту.

— А она тебе отвечает?

Неожиданно он улыбнулся, как раньше, и подмигнул мне.

— Конечно, она же не просто гусыня!

В субботу прошла ровно неделя с тех пор, как дедушка стал жить у нас. Тогда он спросил у мамы, отвезет ли она его в деревню посмотреть на дерево.

— Папа, давай только не сегодня. У меня куча работы в магазине: Луиза все еще больна. Может, Пьеро съездит с тобой.

Но дедушка не хотел ехать с папой, а папа не хотел ехать с дедушкой. Тогда мама сказала:

— На следующей неделе, как только вернется Луиза, я поеду с тобой. А знаешь, что мы еще сделаем? Тонино не пойдет в школу, и мы проведем в деревне весь день — мы трое и Альфонсина, как в старые добрые времена.

Казалось, дедушка очень доволен, и мама тоже обрадовалась. Но больше всех был рад я. Я знал, что Феличе уже вся в цвету, и мне не терпелось полазить по ветвям. И, кто знает, быть может, дедушка заберется на лестницу и составит мне компанию.

Но, к сожалению, в начале недели Луиза не вернулась. Это произошло только в четверг. Мама, вспоминая об этом, всегда говорила:

— Три дня, три дурацких дня! Неужели она не могла вернуться раньше?! — и плакала.

Папа отвечал, что легко все это обсуждать «апостериори», ну то есть по прошествии какого-то времени. Именно так он и говорил. Мама, слыша это, злилась, и в результате они ссорились. Тогда они ссорились постоянно, а чуть позже поссорились совсем ужасно.

Узнав про Луизу, мама сказала дедушке, что мы поедем в деревню в четверг, и он кивнул головой. В среду, когда мы с мамой вернулись домой к обеду, дедушки дома не оказалось. Сначала мама не удивилась и начала накрывать на стол.

— Спустись в сад и позови дедушку, — сказала она мне.

Но в саду дедушки не было.

— Наверное, он наверху обедает у бабушки Антониэтты и дедушки Луиджи.

Но и там его не было.

— Мы видели его утром, когда гуляли с Флоппи. Он ходил взад-вперед с гусыней на руках, — сказал дедушка Луиджи. — Мы с ним поздоровались, но он не ответил.

— Ну и как он выглядел? Нормально?

— Да… — ответила бабушка Антониэтта. — Ну, может, он был немного странный… Но, знаешь, твой отец всегда отличался… — Еще немного, и мама хлопнула бы дверью у нее перед носом. — Феличита, тебе нужно что-нибудь? Ох, бедолага! И что он вытворит на этот раз? — добавила бабушка, когда дверь уже закрывалась.

Мама села на стул, закрыла лицо руками, потом встала и позвонила папе. Папа сказал, чтобы она успокоилась и что он скоро приедет.

Когда мама нервничает, папа очень здорово себя ведет: по его словам, это потому, что он думает головой, а не сердцем, как мама. Это понятно: он ведь инженер. Папа моментально приехал, выудил из мамы все подробности, а потом сказал:

— Сделаем вывод. Если учесть его нынешнее состояние, далеко он уйти не мог. Может, он решил прогуляться и заблудился, может, не спросил дорогу — ты же знаешь своего отца… Сядем в машину и объедем окрестности. Смотри хорошенько, Тонино.

Я смотрел во все глаза, но не увидел и тени дедушки.

Потом мы начали кружить по не самым близким улицам и так доехали до парка. Парк находится не так уж и далеко от нашего дома, надо только пересечь несколько улиц и окружную дорогу, на которой всегда очень много машин.

— Давайте посмотрим там, — предложила мама. — У меня какое-то предчувствие.

Мы вошли в парк. В парке было множество деревьев: некоторые зеленые, с едва распустившейся листвой, некоторые в цвету. Около одного покрытого розовыми цветами дерева собралось много людей. Все смотрели наверх, а рядом стояла машина скорой помощи. Мама прижала руку к губам. — Вот и он, — сказал папа. Мы подошли ближе. На ветке сидел дедушка с Альфонсиной на руках и болтал ногами в воздухе. Внизу стоял полицейский, двое людей в белом и четверо или пятеро зевак. Еще там был фотограф.

— Привет, Тонино! — закричал дедушка. — Видишь, как красиво цветет Феличе? Два дня подряд я думал: сегодня навещу ее, сегодня навещу ее. Слава богу, наконец решился!

— Отец, — пробормотала мама еле слышным голосом, — что ты говоришь…

— А что? Что я такого говорю? Ты только не начинай, хватит мне этих снизу… Видишь их? Их послал муниципалитет, чтобы срубить вишню. Но сначала они должны…

Дедушка пошевелился и чуть не упал. Мама закричала. Тогда к нам подошел полицейский:

— Вы знаете его?

— Это мой отец, — ответила мама и заплакала. Дедушка теперь смотрел вдаль и, казалось, уже не замечал никого.

С тех пор прошло три года, но я до сих пор помню все до единой детали. Помню, что, когда мама это сказала, все перестали говорить и уставились на нас. Фотограф схватил камеру, папа поднял руку, и раздался щелчок вспышки. Папа выругался и обнял маму за плечи.