Помимо редких посещений встреч коммунистов в Джерси-Сити вместе с Блэком, Голд побывал в Нью-Йорке, чтобы разузнать насчет курсов химии в коммунистической школе возле Юнион-сквер. Оказалось, что курсы не отвечают его потребностям, и он не стал на них поступать. Партийная жизнь отталкивала его, так что он не вступил в партию и не получил членского билета. Большинство членов партии представлялись ему «чокнутой богемой», как он сказал Тому Блэку. Имея в лучшем случае лишь туманные представления по общественным и политическим вопросам, Голд не высказывал возражений против неказистых, черно-белых идей партийной доктрины. Он проглотил их целиком. Даже после признания в шпионаже он все так же бессознательно, как попугай, твердил тезисы сталинистской пропаганды. Те, кто, комментируя его случай, приходил в ужас от того, что Голд совершил все то, что совершил, даже не имея никаких связей с коммунистами, лишь показали свою собственную наивность. Если Гарри Голд и не примкнул к фазе коммунизма в виде открытой партии, то лишь потому, что избегал любых социальных контактов, за исключением неизбежных или имеющих формальный характер. Разгульные молодые люди и привлекательные девушки, в обществе которых ему было не по себе, встречались не только в коммунистической партии, хотя там их было несколько больше из-за того, что они рвали семейные связи. Официально партия не поощряла промискуитет, считая, что он снижает эффективность. Однако в основе коммунистической морали лежит то, что хорошо для рабочего класса. Если какой-то член партии, мужчина или женщина, несколько шире определяли для себя, что хорошо для рабочего класса, то секс с новичком вполне мог укладываться в эту мораль. Помимо того, в среде коммунистов много говорили о половых отношениях, так как они полагали, что бунт в одной сфере может привести к бунту в других. Также среди них было много успешных браков, которые выросли из аппарата бессознательного ухаживания, который поощряла партия. Реакция Гарри Голда на коммунистические взгляды на секс многое говорит и о нем самом, и о членах партии.

Сокращение рабочей недели по Закону о восстановлении национальной экономики осенью 1933 года заставило «Пенсильванию шугар компани» нанять несколько работников, так что Голд смог вернуться в спокойную лабораторию филадельфийского сахароочистительного завода и жить дома с родными. Он поддерживал регулярные сношения с Томом Блэком на основе общего интереса к коммунистическим доктринам, и именно в этот период, по-видимому, Голд прошел ту проверку, которую обычно проводила партия с целью удостовериться в готовности рекрута к возможным унижениям или незаконным действиям.

Надежные антикоммунистические источники рассказывают нам о том, что в начале тридцатых годов Гарри Голд стал кем-то вроде героя партии в Нью-Джерси: как-то раз в автобусе он попытался убедить одного солдата устроить гнездо недовольства и коммунистической пропаганды в вооруженных силах. Когда автобус остановился в очередном городе, солдат позвал полицию. Голд выходные просидел в кутузке и храбро предстал перед судьей, который заявил, что простая пропаганда революции не является преступлением; чтобы считаться таковым, требуются открытые действия. Мнение судьи, как и последующее освобождение заключенного, получило широкую огласку в партийной печати. После суда 1951 года родные Голда не выказали желания давать интервью, чтобы каким-нибудь образом не помешать ФБР, которое все еще раскручивало шпионскую сеть, а сам Голд находился в тюрьме, и спросить у него было невозможно, так что у нас нет никаких подтверждений того, что именно он был тем самым Гарри Голдом из того старого происшествия. Однако существование двух человек с одинаковыми именами, которые одинаково мотивировали свои действия в одном и том же географическом районе, представляется маловероятным. Более того, когда сталинистские наставники помогли Голду поселиться в кампусе в Огайо в 1938 году, он первым делом направился к исследовательскому центру ВВС в Дейтоне и попытался запудрить голову нескольким молодым солдатам.

В апреле 1935 года Голд согласился высматривать, не попадутся ли ему какие-то обычные химические технологии, которые можно было бы «передать русскому народу». Это был тактичный подход к промышленному шпионажу. Том Блэк уже им занимался, и отчасти именно для того, чтобы «он отвязался от меня насчет вступления в компартию», как сказал Голд позднее, он и согласился поступать так же. Учитывая эмоциональную неустойчивость Голда, его, возможно, несколько привлекала эта мысль, поскольку она предполагала деятельность контролируемую и возвышенную, как и сама работа в лаборатории.

Русские испытывают огромное восхищение перед американской эффективностью, заявил Блэк. Они хотят ввести у себя промышленные технологии из США, но американские бизнесмены отказываются предоставить им данные из-за предубеждения, заявил советский вербовщик. А те, кто передает данные, часто «умышленно искажают» цифры, сказал Блэк. По его словам, Голд обязан принести свет технологического прогресса на родину своих родителей. Голд, без сомнений, поддался на эти идеалистические речи, быть может вспомнив, что Блэк и партия однажды уже нашли для него работу в трудную минуту и могут сделать это и в будущем, если возникнет необходимость.

Голд «несколько месяцев барахтался, как полный дилетант», не подозревая, что это входило в сталинисткие методы — дать шпионам-новобранцам возможность как следует проглотить крючок с наживкой. В ноябре 1935 года они с Блэком поехали в Нью-Йорк на встречу.

У Пенсильванского вокзала к ним приблизился какой-то молодой человек с квадратным подбородком и прошел мимо, дернув правым плечом — подав знак, чтобы они шли за ним.

Когда они поравнялись с незнакомцем, Блэк сказал: «Это Пол Смит» — и исчез. Пол Смит был русским и работал в «Амторге» — Amtorg Trading Corporation, где работники НКВД выдавали себя за промышленников. Шагая вместе с Голдом по тротуару, Смит сразу же заговорил о новой технологии производства абсолютного этанола:

— Ваш главный химик в Филадельфии работает над ней. Вам что-нибудь известно об этом?

Голд признался, что ничего не знает.

— Что ж, это будет ваше первое задание, — сказал Смит. — И вы больше никогда не увидите Тома Блэка. Понятно?

Голд кивнул, слишком подавленный откровенно властной личностью Смита, чтобы сказать хоть слово.

Русский по имени Смит как следует натаскал Голда в делах промышленного шпионажа: что искать, как это заполучить, как подготовить для передачи, как передать. Он провел Голда через обычную подготовку шпиона-новичка, начиная с биографических сведений о самом Голде, потом биографических сведений о родственниках, коллегах и друзьях с анализом их слабостей и склонностей. Голд должен разорвать всякие связи с открытой партией, распорядился Смит. Он должен не ходить на митинги коммунистов и не водить дружбу с коммунистами. Он должен прекратить читать «Дейли уоркер» и другую партийную печать. Если он будет выражать какие-то политические взгляды, они должны быть реакционными… Большинство этих рекомендаций оказались по нраву Голду. Правда, он несколько их подправил: продолжал контактировать с Блэком, зарегистрировался как демократ и порой выражал либеральные взгляды в подходящей компании, стараясь никогда не представляться более левым, чем его знакомые. Он обнаружил, что такой метод работает лучше, чем откровенно реакционная позиция.