Голд так и не смог заполучить документов по технологии производства этилового спирта, которые нужны были Смиту, но он раздобыл другие ценные материалы в своей компании и ее главном филиале — «Франко-америкэн кемикал компани». Он передал Смиту данные по ланолину, клейтоновскому непрерывному процессу мыловарения, методике извлечения углекислого газа и еще по нескольким технологиям, связанным с коммерческими растворителями в формулах лаков и олиф.

В каком-то смысле встреча со Смитом замкнула круг в жизни Голда. Она защитила его от разочарования. Одной из очевидных причин невероятной текучки в рядах коммунистов внешней или, иначе говоря, открытой партии была идеологическая неудовлетворенность. В случае Голда это уже никак не могло произойти, потому что он по необходимости оставался в неведении относительно темных мест партийной доктрины. В 1935 году коммунисты вступали в фазу псевдореспектабельности и разрядки напряженности, когда все они надели воскресные костюмы и решили растить детей и открыть счета в банке. Видимый политический разворот Голда в какой-то степени совпал с разворотом тысяч людей, более или менее находившихся под влиянием открытой партии.

Разговор со Смитом как будто углубил и рационализировал замкнутость Голда, которая и без того уже была странной и вызывала тревогу. Голд ходил на вечерние курсы в Дрексельском институте еще с 1933 года. Такое впечатление, что он постоянно ходил на какие-то курсы по всевозможным предметам от психологии до стеклодувного дела. К 1935 году он уже твердо стоял на дороге к тому, чтобы получить диплом химика-технолога на вечернем отделении. Такой тяжелый график учебы после долгих рабочих дней на сахароочистительном заводе не оставлял ему никакой возможности расслабиться и повеселиться. Добавив ко всему этому тайную карьеру промышленного шпиона, Голд захлопнул дверь перед нормальными развлечениями молодого мужчины от спорта до секса, хотя и не обязательно в этом порядке.

Еще до того, как Голд стал шпионом, у него редко бывали деньги или возможности для свиданий. Теперь же он получил дополнительный предлог для того, чтобы избегать девушек, ведь романтический обмен личными сведениями, без которого не обходится обычный процесс ухаживания, влек бы за собой огромный риск проговориться.

Секрет Голда повлиял и на его отношения с коллегами. Он вступил в Федерацию архитекторов, инженеров, химиков и техников, но ушел оттуда в соответствии со строгой интерпретацией указаний Смита. Когда другой профсоюз объявил забастовку в «Пенсильвании шугар компани», Голд отсиделся дома и не стал громить пикетчиков. После окончания забастовки он пришел на свое место как ни в чем не бывало. При виде его доктор Рич прямо-таки взорвался:

— Что вы такое творите, по-вашему?

Голд сказал, что явился на работу.

— Теперь будете работать в ночную смену, — ехидно заметил начальник исследовательского отдела.

Слезы выступили на выпуклых карих глазах Гарри Голда, и он принялся объяснять, что ходит на вечерние курсы по органической химии при Колумбийском университете в Нью-Йорке. Доктор Рич внезапно расхохотался и разрешил молодому человеку продолжать работать.

Голд получал необычайное удовлетворение от того, что обманывал всех на сахароочистительном заводе. Если бы доктор Рич что-то заподозрил, «я бы в одну минуту оказался на Шэкамэксон-стрит»[5], сказал он своему другу Блэку. В химии «доктор Рич вырастил меня из щенка», говаривал Голд. Тем не менее он не видел ничего плохого в том, что обманывал своего покровителя в интересах более высокого служения. Вот до какой степени уже разложилось его понятие о ценностях.

Ограничения на то, о чем следовало разнюхивать Голду в промышленных делах, постепенно сходили на нет. Однажды он наткнулся на некоторые данные по трассирующим пулям. Он предложил их Полу Смиту, но тот лишь резко оборвал его, но не потому, что Голд полез не в свое дело, а потому, что Советский Союз уже не нуждался в сведениях по этому вопросу.

В 1937 году некий человек, известный Голду по имени Стив, сменил Пола Смита в качестве его контакта, а в начале 1938 года Стива сменил некто по имени Фред. Фред пришел к выводу, что на сахароочистительном заводе вскоре не останется ничего ценного и что Голду лучше переключиться на военно-морскую верфь. Голда потрясла мысль, что ему придется покинуть его безопасное убежище под крылышком доктора Рича. Он нигде не сможет получить приличный оклад без диплома по химии, сказал Голд. Если он уйдет с сахароочистительного завода, то только для того, чтобы закончить высшее образование, объявил он. Голд твердо стоял на своем, даже когда Фред отбросил вежливость. В середине лета 1938 года Фред сменил пластинку. Пожалуй, вернуться в колледж — это неплохая мысль, согласился он. Лучше всего ему поступить в Мичиганский институт технологий, сказал он; все тамошние расходы Голда будут оплачены. Но Голд уже потихоньку наводил справки насчет поступления в университет Франциска Ксаверия — иезуитский вуз в Цинциннати. Он тянул с новым вариантом, пока не стало слишком поздно, чтобы поступить куда-либо, кроме Ксаверия. Он отложил какие-то деньги, немного, но, считая примерно по 10 долларов в неделю от Фреда, ему удалось протянуть следующие два года. Голд в каком-то смысле оплатил свое обучение тем, что проник в исследовательский центр ВВС в Дейтоне. Без преувеличения можно сказать, что Голд, извратив великую американскую традицию, проложил себе дорогу в колледж тем, что предал свою страну.

Летом 1940 года, когда ему уже было почти тридцать, Гарри Голд вернулся в Филадельфию со своим драгоценным дипломом по химии — дипломом с отличием первого класса. Он перешел на место получше и стал работать под руководством доктора Рича в исследовательской лаборатории «Пенсильвании шугар компани». Почти одновременно аппарат повысил его из информаторов в курьеры.

Психологическое расщепление Голда быстро прогрессировало. Он взял за обычай работать в лаборатории ненормально долго — по пятьдесят, шестьдесят, семьдесят часов в неделю. Он поступал так отчасти потому, что, когда он занимался какой-то задачей, еда и сон не имели для него значения, пока задача не была решена. Он также хотел подготовить себе возможность для периодических необъяснимых отсутствий. Он делал черную работу для коллег по лаборатории, чтобы они при необходимости могли его прикрыть. Аналитическая химия захватывала Голда; иногда он говорил, что единственное, где он счастлив, — это в лаборатории. Ему особенно нравилось работать по ночам. Но в сутках всего лишь 24 часа. Шестьдесят часов в неделю плюс время на последипломные курсы, которые он с упорством посещал, заполнили его жизнь до края. Чтобы не сломаться под напряжением и из-за недостатка отдыха после того, как он прибавил ко всему прочему еще и шпионские занятия, Гарри Голд стал относиться к себе так, как если бы он был не одним человеком. В каждой части своей жизни он старался «держаться только одной колеи». Когда ему приходилось переходить на что-то другое, он, по пришедшей ему в голову аналогии, как бы «переключал стрелку». С помощью этого невидимого переключателя Голд не допускал, чтобы напряжение темных часов риска вторгалось в уютную лабораторию и чтобы нормальное осознание того, как он поступает со своей страной, проникло в его полуавтоматические действия в качестве шпиона.