Ким умолкла, поняв, что ведет себя неблагоразумно, а миссис Фабер, казалось, застыла в кресле напротив нее.

— Мисс Ловатт, — произнесла она с легким нажимом и ноткой упрека в голосе, — моей внучке всего лишь семнадцать, и ее родители имеют право запретить ей все, что угодно, до тех пор, пока ей не исполнится двадцать один. В нашей семье такое поведение никогда не поощрялось, и среди тех связей, которыми мы могли гордиться — политики, судья, женившийся на моей сестре и увезший ее в Бомбей, военные, главы промышленных империй, члены титулованных семей, — никогда не было ни одного художника, так как подобные люди практически всегда имеют незнатное происхождение и приемлемы в семье не больше, чем люди, связанные с театром. Даже поэт, введенный в круг семьи, вызвал бы удивленные и скептические взгляды, несмотря на то, что все мы обожали читать Киплинга, Теннисона, замечательного мистера Браунинга…

Ким сдалась и, узнав, что сегодня она больше не понадобится, отправилась на прогулку; по дороге она встретила Роберта Дункана, который ехал домой на машине. Он хотел подвезти ее и даже готов был разместить собак на заднем сиденье вместе со своим симпатичным черным Лабрадором и болонкой по кличке Киппс, но Ким, во-первых, хотела прогуляться, а во-вторых, она была уверена, что Джессика не поладит с Киппс. Дункан расстроился.

— Как-нибудь в другой раз, — сказал он, — я мог бы взять вас покататься… если вы оставите собак дома. Мы могли бы попить где-нибудь чаю, — лицо его просияло при этой мысли, — или даже пообедать. Когда у вас выходной?

Ким пришлось признаться, что этот вопрос она еще не обсудила с хозяевами.

— Ну, в любом случае один выходной в неделю у вас должен быть. Не можете же вы постоянно быть готовы бежать к этой старушенции…

Ким рассмеялась:

— Я и полдня не проработала с тех пор, как приехала в Мертон-Холл. Миссис Фабер часто упоминает свои мемуары, но ей никак не удается сосредоточиться настолько, чтобы наконец начать работу. Или, возможно, она просто не привыкла сосредотачиваться на чем-либо…

— Кроме себя. — Боб едва заметно сжал губы. — Вот это у нее прекрасно получается, вы заметили?

— Сын уделяет ей не так уж много времени.

— А ее дочь сбежала. Вы еще не встречались с Нериссой, не так ли? Когда увидите ее, вам станет ее немного жаль.

— У нее проблемы с дочерью…

— А, Ферн? — Его голос был спокоен. — Она пошла в отца, но внешне очень похожа на мать. Гидеон считает, что красивее ее не может быть.

— Неужели? — Ким вдруг стало интересно. — Я не знала.

На твердой дороге раздалось цоканье копыт, и к ним подъехала женщина на великолепном чалом коне. Ким она не показалась особо привлекательной. Женщина была чрезвычайно тщательно одета, хотя она всего лишь выезжала лошадь, а не участвовала в охоте.

— Приве-ет, — произнесла она слегка протяжным голосом, подъезжая к ним. Ее темные глаза с интересом изучали Ким — поистине поразительные глаза. В них словно плавали островки света, из-за чего они казались зеленоватыми. У нее была гладкая кожа, твердо очерченный рот и прекрасная фигура.

— Добрый день, миссис Флеминг, — поприветствовал ее Дункан. — Думаю, вы еще незнакомы с мисс Ловатт?

— Нет. — Миссис Флеминг кивнула девушке с высоты седла. — Разумеется, я о вас слышала. Все новости в Мертоне распространяются со скоростью света. Вы приехали, чтобы помочь миссис Фабер облегчить душу… написать мемуары, я полагаю? Надеюсь, вы не соскучитесь до смерти, пока доберетесь до последней главы.

— Нет, я так не думаю, — ответила Ким; интуиция предупреждала ее, что надо быть осторожной с этой женщиной, и ей совсем не нравилось выражение ее глаз. — В любом случае я здесь, чтобы работать.

— Разумеется, — согласилась миссис Флеминг. — А работа есть работа, не так ли?.. Хорошо, если она хорошо оплачивается, плохо, если нет. Миссис Фабер может позволить себе быть щедрой, так что на вашем месте я бы не давала ей скупиться.

— Меня вполне устраивает соглашение, которое было достигнуто перед моим отъездом из Лондона, — холодно произнесла Ким.

Тонкие брови изогнулись.

— О! Так вы приехали из самого Лондона, так? Не будете скучать по магазинам и ярким огням?

— Не думаю.

Миссис Флеминг повернулась к Бобу Дункану:

— Кстати, Боб, ты бы как-нибудь заехал ко мне, выпил бы чего-нибудь. Я не люблю, когда мои знакомые мужчины мной пренебрегают. Хватает и Гидеона, который приезжает только по выходным, но по крайней мере ты всегда здесь. Не забывай дорожку в Фэллоуфилд. Как насчет завтрашнего вечера?

— С удовольствием, — откликнулся Боб.

— Замечательно. Я жду тебя часов в шесть. — Она развернула лошадь и помахала Ким рукой в перчатке: — До свидания, мисс Ловатт. Не перетруждайтесь!

Ким хмуро наблюдала, как удаляется миссис Флеминг.

Боб улыбнулся и продолжил разговор:

— Моника вполне ничего… Моника Флеминг. Она близкий друг Гидеона, и они на пару владеют почти всем Мертоном и приличным куском окрестных земель. Ее дом — Фэллоуфилд-Мэнор — примерно в четырех милях отсюда. Она вдова.

И близкий друг Гидеона Фабера, подумала Ким. Как бы то ни было, ее это все не касается!

Уже смеркалось, и она решила повернуть к дому, не продолжая прогулку. Она попрощалась с Дунканом, который с сожалением проводил ее взглядом, и снова вошла в Мертон-Холл в тот момент, когда Пиблс, дворецкий, задергивал на окнах длинные бархатные шторы и разжигал камины, и, как и накануне, она разделила чаепитие с собаками в библиотеке.

До сих пор жизнь ее здесь была немного одинокой, но никаких особых жалоб у нее не было. Кроме разве что того, что она хотела начать отрабатывать свою зарплату.

Кругом была легкость, комфорт и невероятная роскошь. Разумеется, невероятная, если для Ким нормальным местом обитания была двухкомнатная квартирка в одном из не самых привлекательных районов Лондона. Харли-стрит — улица в Лондоне, на которой находятся приемные ведущих частных врачей-консультантов.

Таким же образом прошли еще два дня, и наступила пятница, день ожидаемого приезда миссис Филип Хэнсуорт.

Утром миссис Фабер наконец-то начала собственно мемуары. Ей удалось собрать достаточно данных для красивого начала, и Ким была полностью захвачена разворачивающейся перед ней историей.

Маленькая девочка в большом доме, делящая детскую на третьем этаже с сестрой. Дни проходили в бесконечном неторопливом параде детей, собак, пони, нянюшек, подъезжающих экипажей и гостей, с утра до ночи наполнявших комнаты с высокими потолками смехом и весельем.

Видимо, ни у кого никогда не болели зубы, не случалось приступов невралгии, никто ни разу не переел — а это, пожалуй, была самая большая опасность при таких обильных трапезах, — не упал, потянув коленку, и даже не набил шишку на лбу. Атмосфера была мягкой, полностью исключающей возможность плохого обращения, никто никогда не повышал голоса на других, и все были счастливы.