которому не только люди из его секты, но и весьма многие из наших следуют только в этом случае, так что я мысленно уже наперед вижу, в сколь многих должна возбудиться ярость против меня. Я не завидую им, если они настолько любят землю, что в царстве Христовом желают земных [благ] и после обилия яств и [удовлетворения] алчности глотки и чрева, ищут того, что ниже чрева»50.

Во-первых, упоминание св. Иринея в связке с Дионисием противоречит тому, что блж. Иероним писал ранее о двух книгах св. Дионисия Александрийского: «против епископа Непота, который своими сочинениями распространял учение о тысячелетнем плотском царствовании, две книги, в которых весьма обстоятельно рассуждает об Апокалипсисе Иоанновом»51. Во-вторых, для тех, кто знаком с учением о «тысяче лет», изложенным Иринеем, епископом Лионским, совершенно очевидна неправота блж. Иеронима, если здесь нет вставки переписчиков его сочинений. Ириней Лионский нигде не писал о том, что во «времена Царства» воскресшие святые будут вступать в брак, рожать детей, совершать обрезания, утучнять себя яствами и совершать прочее, приписываемое ему в процитированных строках. Отсюда напрашивается три предположения: или блж. Иероним не читал того, о чем писал Ириней, что маловероятно, или, под влиянием неизвестных подложных произведений приписал ему то, о чем учили еретики из секты Аполлинария, посчитав его (Иринея) одним из виновников ереси хилиазма, либо, что весьма возможно, переписчиками в текст блж. Иеронима были вписаны свои «познания» об этом предмете.

Обратите внимание, в приведенном тексте автор совершенно четко делит верующих в «тысячелетие в Иерусалиме» на две группы: «Ему в двух книгах отвечал Аполлинарий, которому не только люди из его секты, но и весьма многие из наших следуют только в этом случае…» И мы видим, что автору процитированных строк приходится идти против мнения многих «из наших», так что он предвидит «сколь многих должна возбудиться ярость против» него. И это неудивительно, если иметь в виду то, что очень многие из тех, кого он приписал к хилиастам еретическим, таковыми на самом деле не являлись, поскольку они исповедовали не хилиазм еретика Аполлинария, но учение Церкви о «тысяче лет», которое изложил Ириней. Совершенно очевидно, что «весьма многие из наших» неоднократно указывали на апостольское предание о «начале нетления», хранителем которого был св. Ириней.

Вполне возможно, св. Дионисий Александрийский какой-то своей книгой действительно пытался ослабить Предание Церкви о «тысяче лет». По этому пути пошел и блж. Иероним. Вот что он пишет, развивая тему «двух Иоаннов»: «Из этого самого перечня имен видно, что один был Иоанн, который считается между апостолами, а другой пресвитер Иоанн, о котором он упоминает после Аристиона. Это мы сказали по поводу вышеприведенного мнения, переданного, как мы заметили, очень многими, что из трех посланий Иоанновых два последние принадлежат Иоанну не апостолу, а пресвитеру. Говорят, что он обнародовал Иудейское предание (δευτέρωσιν) о тысячелетии, которому последовали Ириней и Аполлинарий, и другие, которые говорят, что по воскресении Господь во плоти будет царствовать со святыми. Тертуллиан в книге о надежде верных, Викторин Петавионский и Лактанций также следуют этому мнению»52. Вне всякого сомнения, «неточность» блж. Иеронима, если все написанное по этому предмету принадлежит ему, была вызвана желанием быстрее покончить с еретическим хилиазмом последователей Аполлинария, что, конечно же, нельзя сказать о большинстве тех, кто впоследствии ссылался на его мнение: у них была возможность разобраться в существе вопроса в относительно спокойной обстановке, когда секта аполлинариан уже не представляла сколь-нибудь серьезной опасности для Церкви. Однако они проигнорировали Предание Церкви по вопросу о «тысяче лет», которое является стражем святоотеческого «хилиазма».

Но для умаления апостольского Предания Церкви не хватит человеческих сил, поэтому оставался один выход: отождествить хилиазм еретиков с церковным учением, изложенным св. Иринеем, о «временах Царства». В отпавшей от Православия западной половине Церкви ошибочное мнение без труда взяло верх, поскольку отпадение — это, в первую очередь, и есть отход от Предания Церкви. В наше время мы наблюдаем ту же самую тенденцию: почти нет упоминаний о том, что учение о «первом воскресении» св. Ириней узнал из Священного Предания Церкви, из уст мужей Апостольских.

II.2. Ключарь Апокалипсиса

Думается, не будет преувеличением утверждение, что без авторитета святого отца Иринея Лионского Апокалипсис не вошел бы в корпус канонических книг Нового Завета. Известно, с каким трудом Откровение завоевывало себе место в Священном Писании. Весьма сомнительно, что Апокалипсису для утверждения в корпусе новозаветных книг хватило бы лишь решимости Запада Церкви: Востоку Церкви нужен был свидетель, достоинство которого не могло быть оспорено. Таким свидетелем стал св. Ириней Лионский.

Известный православный патролог Николай Иванович Сагарда так писал о значении святого епископа Лионского для Церкви: «…Как богослов св. Ириней превосходит всех предшествовавших ему писателей послеапостольского времени в яркости и отчетливости мыслей и в ясности изложения. Ему дано было овладеть сокровищем христианского знания в его чистом виде и постигнуть его в живой связи как "тело истины". Он первый представил цельное воззрение на отношение между Богом и миром, раскрытое из собственных принципов христианской веры, и установил основные начала церковного богословия, которые в существенном остаются неизменными на все последующие времена. Изложенное в его произведениях учение и сообщаемые здесь сведения, — продолжает Сагарда, — получают особенно важное значение ввиду чрезвычайно характерных и исключительных особенностей его личных отношений и обстоятельств его жизни: он — последний ученик непосредственных учеников Господа; в Малой Азии через св. Поликарпа и других пресвитеров, учеников апостолов, он слышит живой апостольский голос и воспринимает дух апостольского учения; как пресвитер и епископ на противоположном конце христианского мира — в Лионе — он связывает Восток и Запад; он вступает в личное и письменное общение со многими Церквами и, в особенности, с римской Церковью; от начала до конца своего общественного служения он принимает самое деятельное участие в жизни вселенской Церкви. Трудно представить более благоприятные условия для того, чтобы узнать истину относительно веры Церкви, и потому св. Ириней является классическим свидетелем о церковном учении, церковном Предании и церковной организации не только в малоазийских и гальских Церквах, но и во всех Церквах тогдашнего христианского мира, и не только для своего времени, но и для всего предшествовавшего периода, до самых апостолов; а в этом свидетельстве, по современному нам научному положению вопроса, самым существенным является то, что вселенская Церковь и в конце II в. осталась принципиально апостольской Церковью, сохранила в неповрежденности апостольское Предание, была носительницей апостольского учения и изъясняла его с апостольским авторитетом»