является свидетельством ее особой стойкости в следовании истине. Позволим себе не согласиться с этим. Во II веке решающую роль во включении Апокалипсиса в канон новозаветных книг Западной Церковью сыграл авторитет епископа Лиона священномученика Иринея, который был выходцем из Восточной половины Церкви. Но затем, по мере роста сомнений относительно автора Апокалипсиса, сохранение этой книги в числе канонических на Западе явилось, на наш взгляд, результатом принятия оригеновского, то есть аллегорического метода толкования Апокалипсиса, и особенно стихов двадцатой главы о «тысяче лет» и «воскресении первом».

II.1. Борьба с Преданием Церкви

Первым о неприятии буквального понимания «воскресения первого» и «тысячи лет» заявил один из наиболее ярких представителей александрийской богословской школы Ориген. Об этом он пишет в своей книге «О началах». Представляется совершенно очевидной связь между неприятием святоотеческого «хилиазма» и очарованием древнегреческой философией, особенно в ее платонической форме: этот вопрос требует отдельного рассмотрения, на нем мы заострим внимание в конце главы.

Хорошо зная новозаветный канон и Предание Церкви, Ориген быстрее, чем другие аллегористы, осознал неизбежность включения Апокалипсиса в корпус книг Священного Писания, поэтому мы не замечаем никаких попыток с его стороны поставить под сомнение каноническое достоинство Откровения Иоанна Богослова. Ориген идет по другому пути: он толкует эти преткновенные строки о «воскресении первом» и «тысяче лет» аллегорически. Такой подход позволяет «разрешить» две проблемы противников святоотеческого «хилиазма»: 1) внешне без колебаний согласиться с включением Апокалипсиса в новозаветный канон, 2) исподволь ставить под сомнение Предание церкви по этому важнейшему вопросу. Чем более христианин влюблен в древнегреческую философию, тем легче они принимает аллегорию по отношению к «тысячелетнему царству», тем скорее выступает против Предания Церкви по вопросу «тысячи лет». Сложнее разобраться с мотивами тех, кого нельзя заподозрить в страсти к «греческой мудрости»…

В любом случае, нельзя не заметить, что отрицание Апокалипсиса или сомнение в том, что автором его был Апостол Иоанн Богослов, было, как правило, связано с вопросом «первого воскресения», о котором свидетельствовал, среди прочих, св. Ириней. Не вызывает сомнений, что еретики часто ссылались на авторитет Иринея, распространяя свою хилиастическую ересь. Думается, именно по этой причине в древней Церкви имели место попытки исключить св. Иринея из числа свидетелей Апокалипсиса и святоотеческого (истинно христианского) учения о «тысяче лет» со стороны «благочестивых христиан», что почти автоматически вело к удалению Апокалипсиса из числа книг Нового Завета, или, по крайней мере, к значительному росту сомнений относительно его происхождения.

Сначала, как мы знаем, «пресвитер римский» Кай (у историков есть сомнение по поводу его священства), выступая против хилиазма еретиков, не принял во внимание церковное Предание и отверг Откровение Иоанна Богослова, и даже, по мнению католического историка Л. Дюшена, приписал его написание еретику: «Книга Кая была изложена в форме диалога и заключала очень горячую критику Апокалипсиса, составление которого автор приписывал Керинфу, точь-в-точь, как думали и алоги»35.

Затем святитель Дионисий Александрийский, игнорируя Предание Церкви по этому вопросу, засомневался по поводу авторства Апостола Иоанна Богослова, хотя и называл автора Апокалипсиса «богодухновенным мужем»36. Святитель Дионисий заговорил о «другом Иоанне», пытался доказать полное отсутствие сходства языка автора Евангелия от Иоанна с языком писателя Апокалипсиса. Несомненно, что это было вызвано, главным образом, опасением распространения еретического хилиазма, то есть диктовалось своего рода икономией. Отсюда, как представляется, и противодействие хилиастическим воззрениям, насаждавшимся в Александрийской Церкви учениками епископа Непота, среди последователей которого, судя по словам святителя Дионисия, были люди, склонные к пониманию «тысячи лет» как «грубого чувственного царства».

Этот эпизод отображен в житии святителя Дионисия Александрийского37: «По смерти нечестивого Декия, в кратковременное царствование императора Галла, гонение на христиан прекратилось, и в Церкви Христовой водворился мир. Сей покой Церкви был тем вожделеннее, что он позволил святому Дионисию обратиться с пастырскою заботливостью к успокоению волнения, произведенного Арсинойским епископом Непотом, который проповедовал ересь, названную хилиазмом. Святой отец не только написал в духе любви сочинение против Непота, но в том же духе вел соборные совещания с защитниками сей ереси и достиг того, что все они обратились к единению Церковному»38.

Известно, что этот эпизод заимствован из «Церковной истории» Евсевия Памфила. Текст в житии очень краткий, и, даже с учетом примечаний, невозможно понять, о чем идет речь. Поэтому есть необходимость обратиться к Евсевию, в «Церковной истории» которого сохранились отрывки из книг святителя Дионисия «Об обетованиях». Здесь мы видим, что, собственно говоря, обеспокоило святителя Дионисия в учении последователей Непота: «…Простейшим из наших братий никак не позволяют иметь возвышенных и великих мыслей — ни о славном и воистину божественном пришествии Господа нашего, ни о нашем воскресении из мертвых, ни о сопричислении к Нему и уподоблении, напротив внушают им ожидать в царстве Божием вещей мелочных, тленных, подобных нынешним…»39. То есть речь идет о пресловутых «чувственных удовольствиях» ожидаемого еретиками «тысячелетнего периода чувственных наслаждений»40. Далее святитель Дионисий еще более раскрывает этот момент, при упоминании родоначальника этой ереси Керинфа: «Главный пункт его учения состоял в том, что царство Христово будет земное. Но так как он был человек, преданный телу и слишком плотолюбивый, то к чему стремился сам, тем выражал свои мечты и о царстве: все ограничивалось у него удовлетворением чрева и животных побуждений, то есть пищею, питием, брачными узами, — чтобы придать этому почетнейшее значение, — празднествами, жертвоприношениями и жертвенными пирами»41.

Святитель Дионисий провел что-то типа «епархиального собрания», на котором убедил паству отказаться от учения, которое распространялось последователи епископа Непота. Некоторые исследователи называют это «епархиальное собрание» «поместным собором». Но для такого утверждения, как замечают некоторые исследователи, нет никаких оснований: по крайней мере, ни церковная история, ни церковное каноническое право не знают такого собора. Это первое. Второе: свт. Дионисий не мог быть церковным свидетелем в этом деле, так как сомневался, что автором Откровения был Апостол Иоанн Богослов, то есть отвергал Предание Церкви по этому вопросу. Православный богослов Василий Васильевич Четыркин так оценивает попытку Дионисия поставить под сомнение авторство Апостола Иоанна Богослова: «…Нельзя не согласиться с тем, хотя и резким суждением, согласно которому здесь мы имеем дело не с кафолическим епископом, а с рационалистом, который дело веры решает по своему усмотрению, а не по церковному Преданию»42.

Не находит Четыркин в святоотеческом учении о «тысяче лет» ни еретических, ни иудейских черт: «…В новозаветном Апокалипсисе — в его хилиастическом учении мы не находим ровно ничего иудейского, кроме одной только формы выражения.