Тебя, они правы, жизнь моя для ада, но Ты милосерд, дотронься до рабы своей и я с радостью пойду в ад, унося твою благодать!

Он поднял меня, прижал голову к своей груди, заплакал и сказал:

― Я твой покровитель, дитя мое, молись Ему, и благодать пребудет над тобой. Христос нас слышит.

Да, вашими земными словами нельзя передать и сотой части того, что он говорил, ваш язык так беден и слова так ничтожны, он очень много говорил мне, и я внимала ему с благоговением. Шум удаляющегося зла стал стихать, и солнце опять сияло. Он отошел от меня, сказав:

― Помолись еще и Хранитель сведет тебя, где ты найдешь себе удобное место. И он исчез.

Я рыдала от радости и когда успокоилась, я поднялась посмотреть, где я, и остолбенела.

Я стояла на там самом месте, где была моя могила. Мраморная гробница возвышалась над ней и золотые буквы почти уже стерлись, но я ясно прочитала:

«Здесь покоится прах Марии такой-то», а сверху было написано: «От неутешных детей и мужа».

О, как я обняла это гробницу, и губами припала к дорогим словам. Мне казалось, что они говорили со мной, я чувствовала, как я их любила теперь. И закралась во мне тайная надежда, что может быть они придут сюда, и я их увижу. Но Хранитель сказал:

― Пойдем отсюда, оставь земное земле, не жди их, они не придут. Твой муж уже старик, сам ждет смерти, и его давно нет в этом городе. Дочь твоя замужем, у нее большие дети. Сын один умер, а другой женат и далеко отсюда.

Я поразилась. Да когда же? Кода все это могло случиться?

― Прошло тридцать восемь лет со дня твоей смерти, ― сказал Хранитель.

Я поклонилась праху, и мы ушли в другой мир.

С тех пор я первый раз пришла на Землю. Я не скоро разобралась в своих мыслях и делах и не скоро утихла. Я много, много молилась и одна, и с Хранителем, и с Покровителем, и вот теперь, когда я все привела в порядок, я почувствовала желание увидеть дочь и сына. Но опять ужас охватил меня, что если в них, особенно в дочери, я увижу свой портрет, свои пороки и недостатки? Нет! нет! Я не могу, сил не хватит опять и в ней все пережить, что пережила я в себе.

Тогда я стала припоминать других подобных мне дам света и жалость к ним сдавила мне сердце. Сколько, сколько таких, как я!.. Я долго просила Господа научить меня, как им помочь, моим несчастным сестрам во Христе? Как могу я научить их? Как могу я отвратить от них грозящую им участь? И это одна мысль доставила мне опять такие страшные муки, что Господь сжалился надо мной, и послал мне Таню.

О! Какое счастье. О! Какой восторг, я все, наконец, высказала, что имела сказать, и горе свалилось с меня. Как будто его совсем не было. Я как бы выросла! Да, я плачу, плачу горячо, но слезы это как роса освежают меня. О, как глубоко я жалею моих сестер, как сладостно люблю их за их будущие страдания, и если бы хотя одной только, одной облегчить ее страдания и ее участь, я была бы совсем в ней счастлива! На все Его воля. Он простил кающуюся грешницу и воззрел Своими Божественными очами на ее грешное тело, а в лице ее Он простит всех, всех нас.

Больше нет у меня слов. Одни умиленные слезы. Отдайте их моим сестрам, пусть они хоть отчасти омоют их.

Таня. ― Она ушла. Христос над ней. Теперь она совсем другая стала. Ее состояние улучшилось. Знаете, уходя, у нее было веселое и счастливое лицо, и она сказала:

― В последний раз смеялась я на Земле, а теперь в первый раз с тех пор могу взглянуть весело и спокойно.

Ну, храни вас Господь! Ухожу и я.

Сообщение Тани

Мир вам, в мире скорби. Я дух Таня. Прислал меня к вам Аввель, который вас хорошо знает; ему сегодня нет времени, а мне хочется поговорить. Я никогда так не говорила. Что не так скажу, не смущайтесь, скоро научусь. Авель сказал мне: «Иди, поговори, там барышни спиритизмом занимаются». Вот я и пришла.

Вопрос. ― Просим тебя, Таня, сообщи нам, кто ты и давно ли ты жила?

Ответ. ― Давно. По-вашему, лет сто. Я хохлушка, но еще маленькая была продана в Москву. До десяти лет жила худо. А потом при барышне Салимовой была. Нас она грамоте учила. У нас барышня была умная. Нас было три девочки у ней. Мы читали и писали заместо ее. Она сама не могла писать, слаба глазами была.

В. ― Что же, обижали тебя?

О. ― Нет, грех сказать, за леность били немножко; и то старый барин, их батюшка. Замуж я вышла не скоро. Барышня не хотела за крепостных нас отдать. Две за приказных вышли, а я за обнищалого дворянина; у нас два сына было. Муж и младший сын умерли скоро, а старший сын, офицер, долго жил. Потом я в монастырь пошла, знаете, Зачатьевский. Мы там ризы шили.

Замужем плохо было; бил меня муж; Бог с ним, я не ропщу. Теперь, здесь, мы с ним друзья и даже вместе родимся на Земле.

В. ― Когда же ты родишься?

О. ― Как Бог, Его Святая воля, еще и разговору не было; и где, все равно, была бы земля под ногами, а небо над головой; а вот, что трудно, это хорошо прожить на Земле. Ох, трудно, надо Ангела Хранителя слушаться, и Бога не забывать.

Да, вот, хочется мне, когда буду жить на Земле, то спиритизмом заняться, может выучусь. Зло у вас очень мешает заниматься спиритизмом. До Бог кому укажет, тот и занимается. Я, ведь, для блага хочу.

В. ― Ну, хорошо, тогда мы верно будем «духами» и придем помогать тебе.

О. ― Ну, и умна же, ты, барышня!

В. ― Не называй меня так, зови по имени.

О. ― Как хотите, а я Таня, такой договор. Ну, вот, я часто буду ходить, поговорим, я говорлива.

Как хорошо, девочки, когда дружба и любовь между душами; Господи, как тепло и сладко. А на Земле особенно надо стараться всех любить. Гляди на всех, как будто все равны,