Искали подходящего по возрасту библейского долгожителя и нашли. Причём было предложение назвать метод по имени сына Фалека – Рагава, прожившего ровно столько же и чьё имя означает «дружество, товарищество». Не прошло. С холодным рационализмом посчитали, что «разделение» подходит точнее, поскольку человечество действительно разделилось – одна часть охотно согласилась подвергнуться FM, а другая категорически не захотела.

Как в воду смотрели. Имечко оказалось и впрямь пророческим…

За два с половиной года FM были подвергнуты более четырёх миллиардов человек.

За последующие полтора – еще около трёх миллиардов.

А через пять лет, осенью 2069 года, начали умирать первые из счастливчиков.

Типовой ударный крейсер Марсианской Республики, Свободного Государства Ганнимед, Лунной Федерации или Королевства Рея был способен развить тридцатипятикратное ускорение, которое нейтрализовалось за счёт работы гравигенераторов Нефёдова. Плюс, разумеется, сверхпрочные материалы на основе углерита, которые применялись при строительстве любых космолётов.

Пассажирские, грузовые и научные суда ходили, как правило, на двадцатипятикратном.

Суборбитальный многоцелевой истребитель RH-42M, на котором нашёл свою героическую смерть старший брат Мигеля и учился летать сам Мигель – на тридцатикратном.

Предел же космокатеров типа «Лиса» – пятнадцатикратное ускорение. Но после того как по просьбе генерал-полковника Александра Васильевича Сухова с «Кармелитой» поработали лучшие техники военного космофлота Марсианской Республики, spaceboat, не особо напрягаясь, мог ходить и на двадцатикратном. А если рискнуть и постараться, то и на двадцатидвухкратном.

– Рисковать не будем, – сказал Мигель, когда «Кармелита» вышла на стандартную стартовую орбиту. – Пойдём на двадцатикратном.

– Как скажешь, – поддержал его Конвей. – Ты за рулём.

– На этот раз – пас. Алиса поведёт. А мы с тобой ещё бабахнем – и на боковую. Что-то устал я, тот ещё денёк выдался.

– С пониманием, – с преувеличенно трезвым видом кивнул О’Доэрти. По тому, какую хрустальную и ясную прозрачность приобрели его зелёные, цвета молодого ивового листа, глаза, Мигель понял, что блюзмену лучше не наклоняться, чтобы завязать шнурки (тем паче, что их нет), – виски может потечь из ушей. – Сколько нам до Луны?

– Алиса, – обратился Мигель к компьютеру. – Курс – Луна, Луна-Сити. Двадцатикратное ускорение. Расчёт курса и времени.

– Расчёт закончен, – через несколько секунд откликнулась Алиса (расчёт делался мгновенно, но программа специально была настроена на некоторую задержку при ответе – считалось, что так человечнее). – Время в пути – тридцать шесть часов двадцать семь минут восемнадцать секунд. Поехали?

– Поехали! – скомандовал Мигель.

– А радиограмма? – осведомился Георг Пятый. – Напоминаю, что вы обещали.

– Вот ты и пошли, – приказал Мигель. – Текст: «Мама и папа, не волнуйтесь, мне срочно потребовалось слетать на Луну. Папа, прости, что без спроса взял «Кармелиту», верну в целости и сохранности. Целую. Ваш сын Мигель».

– Принято, – сказал робот.

– Стоп, поправка. В первом предложении слово «папа» убрать, вместо «не волнуйтесь» – «не волнуйся». Всё. Повтори.

– Мама, не волнуйся, мне срочно потребовалось слетать на Луну. Папа, прости, что без спроса взял «Кармелиту», верну в целости и сохранности. Целую. Ваш сын Мигель, – бесстрастно повторил Георг Пятый.

– Отправляй.

Они снова переместились на камбуз. Георг Пятый отправил радиограмму, соорудил нехитрую закуску и удалился в кабину, чтобы не мешать людям.

– Люблю я русских за то, что не пьют без закуски! – провозгласил Конвей и поднял стакан.

– Поэт, – кивнул Мигель. – Ритм и рифма. Уважаю.

Чокнулись, выпили, закусили.

– Но на самом деле виски принято пить без закуски, – заявил Конвей. Он только что смачно откусил от бутерброда, состоящего из куска чёрного хлеба с маслом и удачным вариантом синтезированной красной икры, и теперь старательно пытался подцепить из миски квашеную капусту, в которой алели ягоды клюквы. И капуста, и клюква были настоящими – выращены на обширных сельскохозяйственных угодьях-оранжереях неподалёку от Нового Града. – Это я тебе как ирландец говорю.

– Ирландцы – известные алкаши, – поддержал доверительную беседу Мигель и тоже потянулся к капустке. – Круче только русские. Но мы, как ты правильно заметил, хотя бы закусываем. Пусть и не всегда. Но зато даже виски!

– Чего это вы круче? – после выпитого глаза поэта ещё больше прояснились, хотя казалось, что дальше уже некуда.

– Да потому что мы во всём круче. – Мигель разлил виски. – Как говорил один забытый русский писатель начала двадцать первого века, – кто не русский, тот дурак. То есть это его персонаж говорил. Но всё равно. Ирландцев, испанцев и евреев, понятно, не касается. Ну, давай. За поэзию!

– За поэзию – это святое!

Чокнулись, выпили, закусили.

Космокатер ушел с орбиты и окончательно лег на курс. Едва слышно запел гравигенератор, нейтрализуя бешеное ускорение, на котором разгонялась «Кармелита». Её нос был теперь нацелен на яркую голубоватую звезду, сияющую в центре навигационного экрана.

– Земля, – произнёс Конвей с непередаваемой интонацией, глядя поверх плеча товарища.

Мигель повернулся вместе со стулом. Какое-то время они молча смотрели на экран. Мигель не знал, о чём думает О’Доэрти, но подозревал, что о том же, о чём и он сам. И миллионы людей на Марсе, Ганимеде, Рее, Луне или в любом другом месте Солнечной, которые вот уже сто двадцать лет – с тех пор, как последний корабль колонистов покинул Землю – смотрят на далёкую-близкую родину. Наступит ли день и час, когда мы вернёмся? И нужно ли нам туда возвращаться?

– Наступит ли время, когда мы туда вернёмся? – негромко пробормотал Конвей, и Мигель услышал, как забулькало в стаканы виски из бутылки.

– И нужно ли нам туда возвращаться? – Мигель повернулся к другу и взял стакан.

– Честно? Не знаю, – сказал блюзмен. – Но ты неправильно ставишь вопрос.

– А как?

– Хотим. Хотим ли мы туда возвращаться?

И, не дожидаясь тоста, Конвей опрокинул в себя виски. Мигель пару секунд помедлил и последовал его примеру.

До нового, 2070 года по всей планете умерло четыреста с лишним миллионов человек. Последние и самые продвинутые достижения медицины, включая тончайшую генную инженерию и наноботов, оказались бессильны. Люди старели на глазах, за считаные месяцы, и умирали от дряхлости и отказа жизненно важных систем организма. По сути, это была прогерия – генетический дефект, при котором смерть наступала от преждевременно развившейся старости. Только не та, крайне редко возникающая естественным путём и давно известная, а новая, искусственно вызванная. В тысячу раз более страшная. Да чего там – в десятки тысяч раз. Или в сотни – никто не считал.